Уильям Айриш - Вальс в темноту

В третий раз до его ушей донесся стук.

Он протянул к двери руку с оттопыренным большим пальцем, выражая этим жестом свою просьбу ответить на стук, пока он не будет готов.

— Да? — откликнулся ее сладкий голос.

— Это Гарри, дорогая, — раздалось из-за двери. — Доброе утро. Я, наверное, слишком рано.

— Нет, слишком поздно, — угрюмо проворчал Дюран. — Сейчас я займусь этим «дорогим Гарри»! — пообещал он ей, понизив голос.

Теперь она, склонив голову на туалетный столик и сплетя пальцы на затылке, тряслась в приступе с трудом сдерживаемого смеха.

— Минутку, — ответила она сдавленным голосом.

— Не торопись, моя дорогая, — проворковал в ответ полковник. — Ты же знаешь, если нужно, я готов прождать все утро. Я не знаю большего удовольствия, чем ждать тебя у твоих дверей. Лишь одно может доставить мне большее удовольствие…

Дверь распахнулась, и перед ним предстал Дюран — босоногий, с растрепанными волосами, одетый лишь в брюки и нижнюю рубаху.

И что еще хуже, для того, чтобы она его лучше слышала, Ворт склонился к замочной скважине. Нос его уперся в грудь Дюрана, облаченную в грубую полотняную рубашку ячменного цвета.

Его голова, словно движимая каким-то механизмом, рывками поднялась до уровня лица Дюрана. И каждый рывок сопровождался сдавленным восклицанием, похожим на хрюканье. Вслед за тем он судорожно сглатывал слюну.

— Э-э?.. A-а?.. Э-э?..

— Да, сэр? — изрек Дюран.

Рука Ворта беспомощными спиралевидными, как у штопора, движениями завертелась в воздухе, пытаясь указать на что-то позади Дюрана.

— Вы… здесь? Вы… не одеты?

— Не будете ли вы столь любезны не совать нос в то, что вас не касается, сэр? — сурово произнес Дюран.

Полковник угрожающе поднял над головой сжатые в кулаки руки. Но, застыв на время в этом положении, они бессильно упали. Его глаза, не отрываясь, смотрели на правое плечо Дюрана, расширившись так, что готовы были выскочить из орбит.

Дюран почувствовал, как рука ее ласкающим движением скользнула вниз по его плечу, а пальцы поднялись вверх, чтобы потрепать его по подбородку, в то время как сама она, невидимая, стояла у него за спиной. Он опустил глаза, чтобы посмотреть, на что же таращится Ворт, и увидел у нее на пальце кольцо, ее обручальное кольцо.

Теперь рука ее поднялась, чтобы погладить и потрепать Дюрана по щеке, сверкая и подмигивая выставленным напоказ выпуклым золотым ободком. Она любовно ущипнула его за скулу и широко расставила сделавшие это два пальца, изображая изящный приветственный жест.

— Я… я… я не знал! — с трудом прошептал Ворт, словно издавая предсмертный вздох.

— Теперь вы знаете, сэр! — отрезал Дюран. — А могу я спросить, что вы делаете под дверью моей жены?

Полковник попятился назад по коридору, задевая то одну стену, то другую, но явно не в состоянии отвернуться от завораживающего зрелища, которое представляла нежно ласкавшая Дюрана рука.

— Я… я прошу вас меня извинить, — наконец вымолвил он, отдалившись на безопасное расстояние.

— А я — вас! — не смягчая тона, отозвался Дюран.

Полковник в конце концов повернулся и пошел прочь, шатаясь как пьяный.

Рука вдруг взметнулась в воздух, согнула пальцы и два раза звучно щелкнула ими.

— О-ля-ля! — раздался ее веселый голос. — Любовь моя!

Обняв друг друга за талию и в унисон трясясь от смеха, они чуть не наполовину высунулись из окна и наблюдали, как из-под навеса веранды устремился поток принадлежащего полковнику багажа, за которым последовало паническое бегство его владельца. Полковнику не терпелось поскорее убраться подальше от такой непотребной сцены; он забрался, прыгая, как цапля, на одной ноге, в ожидавший его экипаж, и повозка рванулась с места.

Можно предположить, что полковника подстегивало не только его собственное смущение, но и многочисленные насмешки окружающих. Очевидно, слухи об этой истории необъяснимым образом распространились со скоростью лесного пожара, как это бывает в курортных местечках, хотя ни Дюран, ни она ни одной живой душе и словом не обмолвились. Разве что в фигурных ртах замочных скважин откуда-то взялись языки, разболтавшие о происшедшем всей гостинице, впитавшей их сплетни, как губка — воду. Те, кто во время отъезда полковника оказался у входа в гостиницу, останавливались и провожали его взглядами, либо откровенно улыбаясь ему вслед, либо деликатно прикрывая руками рты, выдавая тем самым появление улыбок у них на губах.