Уильям Айриш: Убийца поневоле

Очень хорошо. Если в ту, первую ночь он уже отправил больную жену куда-то на лечение, тогда автоматически снимаются первые четыре пункта, а пункты 5 и 6 выглядят несущественными и безобидными. Но когда мы доходим до пункта 7, то невольно возвращаемся к пункту 1.

Если ей стало плохо в ту первую ночь и ее увезли в больницу, то почему последнюю ночь он не провел в спальне? Сентиментальность? Едва ли. Две прекрасные кровати в спальне и только софа или неудобное кресло в гостиной. Почему он ночевал в гостиной, если ее отправили в больницу? Из чувства тоски и одиночества? Взрослому мужчине такое несвойственно. Тогда выходит, она все еще находилась в спальне.

Тем временем вернулся Сэм и доложил:

— Это дом номер 525 по Бенедикт-авеню. Квартиру на четвертом этаже занимают мистер и миссис Ларс Торвальд.

Я махнул рукой, давая понять, что Сэм свободен.

— Дает поручение, а потом даже выслушать не желает, — проворчал Сэм и удалился.

Я продолжал размышлять. Но если женщина находилась в последнюю ночь в спальне, то она не могла уехать на следующий день, потому что я не видел ее, как бывало прежде. Разве что она уехала очень рано вчера утром, когда я еще спал. Но в то утро я проснулся раньше обычного и уже сидел некоторое время у окна, когда он поднялся с софы в гостиной.

Значит, она могла уехать только накануне утром. Тогда почему же окно в спальне оставалось занавешенным, а постель неприбранной до сегодняшнего утра? Это свидетельствовало о том, что она не уехала, а находилась там. И вдруг сегодня, сразу после того, как был отправлен сундук, он вошел в спальню, поднял занавески, снял матрас и постельное белье, словно демонстрируя тем самым ее отсутствие. Все развивалось по какой-то безумной спирали.

Нет, здесь что-то явно не так. Все изменилось сразу после того, как был отправлен сундук…

Сундук.

Вот в чем дело.

Я оглянулся на дверь, желая убедиться, что Сэм плотно прикрыл ее за собой. Моя рука застыла на минуту в нерешительности над телефонным аппаратом. Бойн — вот кто может дать мне совет. Он работал в отделе расследования убийств. По крайней мере, работал там, когда я видел его в последний раз. Я не хотел бы накликать на свою голову ораву полицейских. Не хотел бы вмешиваться в это дело больше, чем следует. Я вообще не хотел вмешиваться во что-то, если это возможно.

После двух неудачных попыток мне наконец удалось связаться с Бойном.

— Привет, Бойн! Говорит Хэл Джеффрис.

— Эй, где это вы прятались последние шестьдесят два года? — восторженно ответил тот.

— Мы поговорим об этом после. А сейчас я хочу, чтобы вы записали имя и адрес. Готовы? Ларс Торвальд. Пять двадцать пять, Бенедикт-авеню. Четвертый этаж, квартира в тыльной стороне здания. Записали?

— Четвертый этаж, квартира в тыльной стороне здания. Записал. Ну и что дальше?

— Надо расследовать. У меня твердое убеждение, что раскроете совершенное там убийство, если начнете копать. Мне известно немногое. В квартире жили муж и жена. А теперь остался только мужчина. Сегодня рано утром из квартиры был отправлен дорожный сундук. Если вам удастся отыскать кого-то, кто видел, как она уезжала!..

Когда я излагал версию случившегося вслух, и не кому-нибудь, а детективу, мне самому она показалась малоубедительной. Бойн отнесся к моему сообщению явно с сомнением:

— Да, но…

Но все-таки принял его к сведению. Я даже не стал сообщать ему какие-либо подробности и объяснять, на чем базируются мои подозрения, потому что он знал меня многие годы и не сомневался в моей надежности. Мне не хотелось, чтобы в мою комнату сбежалась целая свора сыщиков и копов, которые станут по очереди вести наблюдение из моего окна, да еще в такую жаркую погоду. Пусть заходят туда с фасада.

— Ладно, мы посмотрим, что там, — пообещал он. — Я потом сообщу вам.

Я положил трубку и снова сел наблюдать, предвидя дальнейшее развитие событий. Я мог наблюдать за квартирой, да и то только с тыльной стороны, а не с фасада. Мне не будет видно, как Бойн приступит к работе. Я смогу увидеть только результаты, и то если они будут.

За несколько часов ничего не случилось. Работа полиции проходила незаметно, как это и должно быть. По-прежнему в окнах четвертого этажа виднелась одинокая фигура мужчины, и, судя по всему, его никто пока не потревожил. Он не покидал квартиру и беспокойно бродил из комнаты в комнату, не задерживаясь подолгу на одном месте. Однажды я даже увидел, как он ест — на этот раз сидя, потом он побрился и даже попытался читать газету, но долго не выдержал.