Измайлов Андрей - Русский транзит

– Не дрожи, тетя, не дрожи! Сейчас поедем.

– А сам-то, дядя! – она храбрилась, и тон был истерично-ироничным. Пожалуй, единственно верный тон при всех тех обстоятельствах.

– Сматываемся! – объявил я, садясь за руль. – А то починят проводку и…

– Не починят. Если хочешь знать, я там такое… Там они только к утру разберутся, если хочешь знать! И-и-искры, ух! А потом ка-ак шарахнет!

Получается, спасла она меня поэтапно: сначала разворотила щит, потом выпустила из темницы.

– Слушай, тетя, а как тебя угораздило?! Женщины, по моему опыту, боятся электричества больше, чем мышей.

– Кто боится, а кто и нет. У меня же вибромассаж, дядя, и вообще… Что вы, мужики, без нас делали бы!

– А чем ты?

– Топором! Там рядом с щитовой – стенд пожарный.

– Так! А топор?! Остался?! Там?!

– Ага! Ка-ак же! – и она воздела ручку, сжимающую еще тот топорик. – Надо же мне чем-то отмахиваться, если что.

Это «если что», надо понимать, как раз вариант, когда на нее вдруг из темноты прыгают – вурдалаки. Вот и я бы прыгнул. Из темноты. В темноту.

Мы выкатились с территории больницы бесшумно, с потушенными огнями. А потом уже я прибавил – ходу, ходу!

Тут-то Маринка дала волю истерике, захлебывалась от хохота. Повод… поводов предостаточно.

– Хоть полотенце бы, – машинально пробормотал я.

– Растираться?! – закатилась Маринка.

– Прикрыться! – мрачно ответил я.

– Ой, а представляешь! Гаишник нас остановит! Ваши документы! Ой! Ой, не могу! Ой, умру! А ты… ой-ёй!.. а ты, мол, в другом пиджаке оставил! Ой, мамочки, умереть не встать! Ой, держите меня четверо!

– Цыц!!! – истерику надо было пресечь.

– Молчу. Молчу, дядя! – и давилась, давилась смешком. – Ладно, дядя, давай доберемся до меня, что-нибудь придумаем.

– И что мы придумаем? С твоим гардеробчиком!

– А?! О-о-ой, не могу! – дикий смех, разрывной. – Ой, если хочешь знать, у меня есть а-атличный брючный костюм! Пиджак, брюки! Восемьдесят зеленых! Мой любимый цвет!.. Ой, мамочки, умру сейчас! Мой любимый размер!!! Или юбка еще есть! Из шотландки! А чего! Шотландцы все в юбках ходят!!!

Хлестать ее по щекам, чтобы прекратить нездоровое веселье, – руки заняты. Да и пусть отхохочется. Досталось ей сегодня – никому не пожелаешь. И мне досталось. Но я-то покрепче, не гоготать, а думать-соображать надо. Куда, действительно, в таком виде?! К Маринке на Гражданку?!

Она уже обессилела и только время от времени всхлипывала – вероятно, перебирая в уме все свои наряды и в уме же примеряя их на меня.

И только когда я с Маркса свернул не на Светлановский, а на Богатырский, она вскинулась:

– Куда?! Нам же на Гражданку!

– Нам не на Гражданку. На Комендантский.

Да, это была неплохая мысль. Можно даже сказать, счастливая мысль. Серега в больнице. Лийка в Москве. Ключи от квартиры – в бардачке. А машину – загнать в гараж. Только на пять минут сначала тормознуть у подъезда. Рискнуть (иного не дано!), гигантскими прыжками доскакать до нужного, Серегиного (Лийкиного!) этажа – лишь бы никому не приспичило мусор выносить или за почтой спуститься! – отомкнуть знакомый замок. Всё! Внутри! И облачившись в корейский тренировочный костюм, степенно вернуться вниз, к «вольво». Босиком – не голышом. Много проще. Да и проблему с обувкой теперь решить – раз плюнуть. Да, хранятся у Шведа в гараже подходящие мне кроссовки. И машина пусть хранится. Под замком. Нечего ей отсвечивать у Маринкиного подъезда на Гражданке: лучшего указателя и не придумать – беглый больной туточки. Куда первым делом кинутся вурдалаки на поиски? По знакомым адресам.

– Эти… знают, где ты живешь?

– Какие эти?

– Резо. Давид. Илья. Еще кто-нибудь?

– Илья. Он вряд ли помнит. Он меня провожать как-то напросился. На такси. Пьяненький уже. В дымину, если хочешь знать! Тормознули – он говорит: на чай не пригласишь? Ну ты ж понимаешь! Проти-ивный, волосатый! А я, если хочешь знать, с уродами никогда…

– Я знаю. Я помню.

– Не перебивай! Ну я ему сунула червонец! Это, говорю, тебе на чай! И водиле тоже – червонец. А это, говорю, вам на чай! Увезите его подальше отсюда! Кивнул, повез! Понятливый! Среди мужиков тоже попадаются понятливые. А я, если хочешь знать, очень уважаю понятливых, и когда если вдруг…

Короче, мысль про квартиру Шведа – действительно, счастливая мысль. Только сидеть надо тихо-тихо. И ничего не трогать.

И дожидаться рассвета. И сразу, как рассветет, сматываться. Неровен час – Лийка вернется утренней «стрелой». Незачем ее посвящать во что бы то ни было.