Измайлов Андрей - Русский транзит

О чем? Жеребец и кретин. Алкач и ходок! Алкач. И ходок. Ходок. Интонация ЖЕНЫ, готовой немедленно пойти и устроить разборку стерве-оторве. А я ведь, з-зайчик длинно… ухий, проболтал ей адрес бабомужика-Галински. Вот-т… новый поворот-т-т!!! Предстала картинка: хрупкая Марси, врывающаяся к фроляйн-мисс, дабы глаза выцарапать и за волосы оттаскать. Разница весовых категорий для праведно гневных в подобных разборках не имеет никакого значения. Однако… тут могла получиться иная разборка – у крупногабаритной стервы-оторвы напрочь отсутствует комплекс вины (перед Марси – всяко!), руки развязаны (и какие руки! объем бицепса – тридцать шесть сантиметров!), плюс к тому – бойцы невидимого фронта в той же квартирке, более схожей с тренажерным зальчиком!

Я вообразил Марси, распятую на тренажере, и чуть не кинулся, сметая все и всех, к злополучному дому. Целая армия консьержей не удержала бы… Бы! Ибо… Где твое мыслящее полушарие, Бояров?! Гони эмоции, Бояров! Сказано тебе, Бояров: «Алекс! Я – ОК! Алкач…». А интонационный нажим тебе, Бояров, и намекает: сообщение записано на автоответчик не ДО посещения дома в Театр-Дистрикт, но ПОСЛЕ. А может, и не было никакого посещения, лишь передача информации о местонахождении фроляйн-мисс Галински некоему Тэрри Коудли. По старой дружбе.

«Вы понимаете намек? – Да, когда знаю, что это намек!

– Так вот, обратите внимание, намек! – Как это понимать?

– Как намек…».

Я поостыл. Но тем не менее потратил некоторое время ка вылавливание крупиц – актерский дом, помимо всех прилегающих комфортабельных прелестей, имеет и эдакое «парижское» кафе, столики-стулики на свежем воздухе. Я сел.

Кофе! (Лучше бы «Джи энд Би», но кофе с рогаликом как- то больше соответствует местным завсегдатаям – большей частью обитателям все того же дома, светски раскланявающимся друг с другом). Да и смаковать по-американски «Джи энд Би» так и не научился. И не научусь. На кой?! Хлопнул стакан – и пошел! Одно слово – алкач. А мне требовалось чуток посидеть – ловись крупица большая и маленькая. Вот что я уловил из разговоров: «Скандал!.. А кто?! Кто там был?! Надо требовать у них отчета! У вас приличный дом!».

Всполошенность, да. Но чуть преувеличенная – дань профессии, актерский дом. Тема для обмена впечатлениями. Возмущения больше, чем испуга. Будь на месте… э-э… происшествия трупы (тьфу-тьфу!), кровь, перестрелка – кудахтали бы куда всполошенней. А так – разминка голосовых и прочих театральных данных, повод переключиться хоть ненадолго с перемывания косточек коллегам на: «У нас сегодня была полиция! Нет, не знаю, но была! Как, вы ничего еще не знаете?! Милый, не полиция, а ФБР! Не знаю, не знаю…».

Кофе в Америке все-таки преотвратительный! А у Марси: «Я – ОК!». А у Хельги – наоборот. Вот интересно: а у Перельмана? Снова вывернется, жертва?! Не сомневаюсь, давно и хорошо зная Перельмана.

Сомневаюсь я в том, звонить ли мне на Федерал-Плаза?! Недавно и плохо зная ФБР, лучше не звонить, пусть даже и Марси ждет меня там же. То есть, конечно, позвоню! Позже. Когда будет полная ясность – хотя бы в отношении дискеты, а также… дверцы «0424». И если дискету я готов пожертвовать федеральным агентам, то ключик от дверцы не отдам – ищите, мол, сами кусок старого холста. Кстати, откуда мне знать – нет ли на той же дискете указаний-намеков на ту же дверцу? В каморке, мол, у старого папы-Карло. И не какого-то Виллановы, не к ночи будет помянут. А ведь уже если не ночь, то ранний вечер. Пока доберусь, будет поздний. Деловой визит даме надо засветло наносить. Приличия, знаете ли…

– Барабашка совершенно неуправляем стал! – посетовала Лийка, извиняясь тоном.

– Растет… – неопределенно поддержал я.

– … – Лийка вставила дискету, и на экране заплясала- зачастила натуральная порнуха, игрища-забавы! – Спать! – скомандовала Лийка плотно прикрытой двери очень тихо, но категорично. – Спать!

Я объяснился жестами: «Неужто у него обнаружила?» – в сторону сопящего-подслушивающего за дверью Барабашки. И показал на пальцах: ему же всего восемь лет!

– … – Лийка посетовала: здесь взрослеют намного раньше, то есть не взрослеют, балдаши, а набираются сведениями.

– Спортом бросил заниматься? – бессмысленно поддержал я. Чтобы беседа не угасла. Дежурный рецепт для великомаловозрастных оболтусов.

– … – Лийка посетовала: если бы! Но одно другому не мешает. Полный обалдуй! – Спать, сказала!

Барабашка и спал, когда я пришел, но, видать, пробудился от наших неизбежных шумов – Лийка-то почти безмолвна, я же то ли не соразмерил громкость, то ли вообще мужской баритон редко звучит в пустотах Лийкиного особнячка (где ты, Швед!), то ли наше с ней копошенье у компьютера дитенка усовестило: не хватало еще, чтобы анкл-Саша был в курсе отроческих грешков Барабашки, мам, только ему не говори! В общем, теперь он не спал, а подслушивал. И хочется, и колется. И мама не велит.