Тэми Хоаг - Забыть всё

Он не стал ждать ее реакции. Он сделал все, что задумал. Как она отреагирует, было уже не важно. Винс повернулся к ней спиной и вышел.

Он и не подозревал, как был разгорячен, до того момента, пока не вышел на холодный воздух. Пот лил с него градом, он тяжело дышал, тестостерон потоком несся по его венам. Он чувствовал себя почти как первобытный человек — самец защищает свою подружку. Пульс стучал в голове, и он даже опасался, что его хватит удар.

Господи.

Когда они дошли до машины, Мендес открыл дверцу и остановился, чтобы посмотреть на него.

— Да, чтоб ты знал, — сказал он. — Я всегда буду на твоей стороне.

Винс улыбнулся.

— Как говорят в Чикаго, она сама напросилась.

Когда детектив Мендес и другой человек ушли от двери, Томми юркнул обратно наверх, чтобы быть подальше от глаз. Его сердце стучало так быстро, что он думал, оно вырвется и зальет кровью все вокруг.

И мать рассердится на него, что кровь испачкает ее ковер. В доме все принадлежало ей.

Не испачкай кровью мои ковры.

Не пролей сок на мой чистый пол.

Не порти обивку на моем диване.

Он почти всегда чувствовал себя так, словно они с отцом вообще не живут здесь.

Он сидел на лестнице, стараясь, чтобы его было не видно. Он дрожал, боялся и злился одновременно. В нем бурлило столько смешанных чувств, что он думал, его снова вырвет.

Это была худшая ночь в его жизни. Даже хуже той, когда он нашел мертвую женщину, хотя он не переставал думать, что если бы не нашел ее, то ничего бы не произошло.

Его мать взорвалась, когда узнала, что мисс Наварре задавала ему вопросы. Мисс Наварре ему не друг, сказала она. Она называла ее такими словами, после которых Томми хотелось бы вымыть рот с мылом.

Он тоже навлек на себя неприятности, потому что ответил мисс Наварре. Но что еще он должен был делать? Она его учительница, и она задала ему вопрос. Что плохого в том вопросе?

А то, что мисс Наварре практически обвинила его отца в том, что он серийный убийца.

Томми не поверил этому, но вдруг она права? Тогда получается, что мисс Наварре предала его. Эта мысль причинила ему такую боль, будто его резанули ножом.

Он хотел бы поговорить с мисс Наварре. Она была умной и заботливой и всегда знала, что надо делать. Она повторяла, что хочет помочь ему, что если ему надо поговорить — о чем угодно, — то он должен звонить ей.

Он хотел позвонить.

Но ему было страшно.

Она просила звонить. В любое время.

Он вспомнил все случаи, когда мисс Наварре была рядом с ним на этой неделе, когда помогала ему, утешала. И даже несмотря на то, что он был как бы влюблен в нее, он знал, что она относится к нему как мать.

Ах, если бы его матерью была она или мать Вэнди. Миссис Морган всегда улыбалась и смеялась, она обнимала и целовала всех просто так. Мама должна быть такой, подумал Томми, а потом почувствовал себя виноватым. Его мама была очень несчастной, и он должен переживать за нее. Она говорила ему об этом всякий раз, когда грустила.

Последнее время она постоянно кричала. Долго ругалась перед обедом то на Томми, то на отца. А потом не разговаривала весь обед. Она гремела столовым серебром, будто сердилась на запеканку из тунца. Она вздыхала и цыкала, ожидая, пока кто-нибудь спросит ее, что случилось. Но никто не спрашивал. Они с отцом знали, что, если спросить ее, она снова сорвется.

Когда обед закончился, мать убрала тарелки со стола и практически бросила их в раковину. Потом отец сделал большую ошибку, сказав ей, чтобы она успокоилась, потому что никого не волнует, что думает мисс Наварре.

О Боже! И все началось по новой. Что с ним? Как он может думать, что это никого не волнует? Почему он не может постоять за себя, за нее, за свою семью!

Когда мать начинала говорить «большими буквами» и «восклицательными знаками», это было не к добру. Значит, это надолго.

Так и случилось.

Его отцу наконец надоело, и он просто вышел из дома, сел в машину и уехал, снова предоставив Томми самому разбираться с матерью. Он поступил с ним нечестно. Томми просто ребенок, в конце концов. Даже взрослые мужчины боятся своих матерей.

Она была чересчур возбуждена и потащила Томми в город выгулять, как собаку-призера. От злости ее бросило в чрезмерную радость от общения с людьми, и она принялась всем демонстрировать своего идеального сына.

От этого Томми всегда становилось не по себе. Он был уверен, что люди смотрели на него и думали, что он за ботаник, раз позволяет с собой так обходиться.