Жан-Кристоф Гранже: Пассажир

— Убийцы, которые шли по моим следам, на этот раз заплатили за мое устранение каким-то отморозкам.

— Не знаю подробностей, но мне вновь пришлось вмешаться, чтобы тебя спасти.

— И тогда ты убил Икара?

— Не хотелось отходить от мифологической тематики. Я все устроил, чтобы тебя арестовали.

— Снова назначил мне встречу?

— Я разыскал тебя и договорился о встрече в каланке Сормью, пообещав сообщить важные сведения о твоем происхождении. Я и на этот раз позвонил в полицию. Но безо всякого результата. Зачем только мы платим налоги?

— А я снова потерял память. Какое-то время спустя я стал Матиасом Фрером.

— Ты поднакопил кое-какой опыт диссоциативного бегства. Твоя очередная личность была безупречна. С поддельными документами тебе удалось устроиться в ту больницу в Бордо. Людям, которым было поручено твое устранение, понадобилось больше месяца, чтобы тебя найти. Мне сообщили о твоей новой личности. Хотели узнать, возобновил ли ты свое расследование, расспрашивал ли других психиатров, ну и все в таком духе. Я сделал пару звонков. Был конец января. Ты полностью вжился в свою новую роль. В конечном счете она оказалась ближе всего к тому, кем ты был на самом деле. Я объяснил, что ты не представляешь никакой опасности, но они хотели замести все следы.

— И ты задумал убийство в Бордо?

— Я решил сыграть по-крупному. Минотавр! На этот раз я оставил твои отпечатки в ремонтной яме. Думал, полицейские в конце концов свяжут это убийство с Виктором Янушем. Ведь прежде тебя задерживали в Марселе. Там наверняка вспомнили бы об убийстве Икара. Тебя бы взяли за мифологические серийные убийства. Провели бы психиатрическое освидетельствование. И, учитывая состояние твоей памяти, признали бы невменяемым.

— Разве нельзя было придумать что-нибудь попроще, чтобы отправить меня в психушку? Обвинить в незначительном преступлении? Госпитализировать как душевнобольного?

— Нет. Тебя следовало поместить в одну из психиатрических больниц тюремного типа. Там бы убийцы тебя не достали. Я бы что-нибудь придумал, чтобы получить к тебе доступ и продолжить наблюдения. В твои бредни никто бы не поверил. Понемногу дело бы забылось. А я продолжил бы эксперименты над твоим разумом.

В безумии Туанена прослеживалась какая-то извращенная логика. Когда же наступит развязка? Быть может, прямо сейчас. Вне времени и пространства, в глубинах бункера. Но каким бы ни был исход, Кубела хотел получить ответ на каждый свой вопрос.

— Ты убивал своих жертв большой дозой героина. Где ты взял наркотик?

— Я сам его приготовил. Героин — производное морфина, а его у меня в клинике сколько угодно. Вот уже тридцать лет, как я создаю лекарства. Очистить героин для меня детская забава.

— Расскажи мне о Патрике Бонфисе. Как он оказался на вокзале в Бордо?

— Издержки нашей работы. Бонфис — из первого поколения испытуемых. Он стабилизировался в своей личности рыбака, и все о нем забыли. Но ему хотелось узнать о своем прошлом. Хотелось понять. Предпринятые им шаги привели его в мою клинику в Вандее, где он лечился уже не впервые. Я запланировал операцию, чтобы извлечь имплантат, предварительно введя ему большую дозу препарата. Таким образом я спасал ему жизнь.

— Но при этом он терял все. Свои воспоминания. Подругу. Работу.

— И что с того? За несколько часов до операции он впал в панику и сбежал, ранив нескольких санитаров.

— Телефонным справочником и разводным ключом.

— Дальше — почти смешно. Бонфис спрятался в грузовичке, том самом, которым я пользовался для своих жертвоприношений. И так, сам того не зная, я привез его в Бордо. Он гнался за мной по рельсам. Мы схватились в яме, мне удалось его уколоть. Я оставил его в смазочной, возле железнодорожных путей.

Все складывалось в более-менее связную картину, но недоставало главного звена.

— Почему ты во что бы то ни стало хотел спасти мне жизнь? Только потому, что я был твоим лучшим подопытным?

— Раз ты задаешь подобный вопрос, главного ты так и не понял. По-твоему, почему я выбрал мифы об Уране, Икаре и Минотавре?

— Понятия не имею.

— Каждый из них — это история сына. Сына-чудовища, разрушителя, неудачника.

Рев океана стал еще оглушительнее. Волны вздымались все выше, все сильнее. В конце концов они разнесут бункер. Из этого вихря вдруг возникла ошеломляющая истина.

— Ты хочешь сказать…

— Ты мой сын, Франсуа. В те времена, в диспансере, я был еще тот бабник, уж поверь мне. Не пропускал ни одной пациентки. Иногда я делал им аборты. А бывало, ставил опыты над зародышами. Вводил им свои препараты и смотрел, что получится. Хочешь, чтобы дело было сделано хорошо, — сделай его сам!