Жан-Кристоф Гранже - Пассажир

Он оторвался от статьи. Внезапно осознал, как он выглядит и в какую попал переделку. Небритый, лохматый, он кутался в пальто, чтобы скрыть драную фиолетовую рубашку, заскорузлую от крови. И на этот раз он действительно виновен в двух убийствах. Он принес себе кофе. Голова у него шла кругом. Он испытывал лихорадочное возбуждение и в то же время плохо соображал. Он пережил ужасную ночь, узнал о своей собственной смерти и наконец выяснил, кто он на самом деле. Есть отчего слететь с катушек.

Кубела глотнул кофе, но почувствовал лишь ожог. Вспомнилось мерзкое пойло из кофейного автомата в отделении Анри Эя. Сколько времени утекло после Бордо? Две недели? Три? Сколько жизней, сколько смертей? Он снова уселся перед монитором. Его ждала фотография Франсуа Кубела в белом халате и с черной гривой. Он поднял пластиковый стаканчик за его здоровье.

Ну а теперь пора двигаться вперед. Выбора у него нет. Он собирался доверить свою жизнь Кубела и наткнулся на самого себя. Значит, придется снова выйти на охоту… И прежде всего найти укрытие. Деньги у него есть, но остановиться в отеле он уже не может. Есть и поддельные документы, да что толку. После двойного убийства в лофте его физиономия вновь замелькает во всех новостях.

И тут ему в голову пришла одна мысль. Самая очевидная.

Пойти к матери.

Кто станет искать его у Францишки Кубела, матери покойного психиатра? Он уничтожил все следы поисков и загрузил адресную книгу Иль-де-Франс.

В Пантене действительно проживает Францишка Кубела.

По адресу: тупик Жан-Жорес, дом номер 37.

Ни название, ни номер ни о чем ему не говорили. Его личная память по-прежнему была блокирована. Он уже привык жить с загипсованными мозгами. Ну а его мать? Какой будет ее реакция? Когда она откроет дверь сыну, погибшему год назад, у нее, наверное, случится сердечный приступ.

Увидит ли он еще бодрую старуху?

Или высохшую мумию, похоронившую себя в четырех стенах?

Есть только один способ это проверить.

Он собрал свои вещи и двинулся к выходу.

Анаис Шатле вышла из здания следственного изолятора Флери-Мерожис в десять часов утра. Бюрократическая волокита заняла больше сорока минут. Она ответила на вопросы, подписала бумаги. Ей вернули сапоги, куртку, документы, мобильный. И вот она на свободе. Не считая обязательства явиться к следственному судье и не покидать Париж. И с этого же дня над ней устанавливался судебный надзор. Раз в неделю она должна отмечаться в комиссариате на площади Инвалидов, где ее задержали.

На пороге тюрьмы она зажмурилась и полной грудью втянула свежий воздух. Ей показалось, что этот глоток одним махом очистил всю ее дыхательную систему.

В сотне метров от нее, на фоне свинцового неба и крытой автобусной остановки, четко вырисовывался припаркованный автомобиль. Она узнала машину. По крайней мере, узнала сам стиль. Черный «мерседес», смахивающий на катафалк. В духе ее отца: наполовину богатый владелец, наполовину генерал хунты.

Она направилась к машине. В конце концов, своим освобождением она обязана ему. В пяти метрах от автомобиля ей навстречу бросился Николя:

— Мадемуазель Анаис…

У коренастого коротышки глаза, по обыкновению, были на мокром месте. И откуда у палача масштаба ее отца такой чувствительный адъютант? Чмокнув его в щеку, она опустилась на заднее сиденье.

Здесь, удобно устроившись, ее ждал Жан-Клод Шатле, как всегда загорелый и великолепный. При свете потолочных ламп он напоминал опасное сверкающее оружие, надежное укрытое в футляре из темной кожи.

— Я так понимаю, мне следует тебя поблагодарить?

— Такие жертвы не требуются.

Хлопнула дверца. Николя сел за руль. Через несколько секунд они уже ехали к магистрали N104 в сторону Парижа. Уголком глаза Анаис следила за отцом. Льняная бирюзовая рубашка и темно-синий пуловер с треугольным вырезом. Как будто его перенесли с палубы собственной яхты прямиком в серый лабиринт дорожных развязок Эссонны.

Эта встреча принесла Анаис какое-то смутное удовлетворение. Увидеться с ним значило для нее возродить свою ненависть. Другими словами, свой внутренний стержень.

— Ты снова принес мне послание?

— На сей раз это приказ.

— Забавно.

Он поднял разделявший их подлокотник из каппа. Под ним, за непроницаемыми перегородками, стояли газированные напитки и сверкающие, как торпеды, термосы.

— Выпьешь чего-нибудь? Кофе? Колы?

— Пусть будет кофе.

Шатле подал ей стакан с кофе в ротанговом подстаканнике. Анаис отхлебнула и невольно закрыла глаза. Лучший кофе в мире. И тут же взяла себя в руки. Она не даст отравить себя этим привычным ядом: теплом, нежностью, утонченностью, которые дарят ей руки убийцы.