Жан-Кристоф Гранже - Пассажир

— Конечно-конечно. Я понимаю.

— Ты не понимаешь ничего, но это тоже к лучшему. И не вздумай звонить своим клиентам! Не то мне придется сюда вернуться.

Нарцисса не покидало ощущение, что он завладел списком членов тайного клуба. Тесной группки посвященных, взаимно подпитываемых общим безумием. Психовампиров. Извращенцев-вуайеристов. Напротив имени каждого коллекционера значился не только его адрес, но указывался также код домофона и номер мобильного. Галерея Пернати обеспечивала покупателям доставку картин на дом. И всякая полезная информация хранилась у ее владельца в памяти компьютера. Так что Нарциссу оставалось лишь позвонить в дверь.

Здесь, в Париже, он словно бы возвращался к жизни. День выдался пасмурный и серый, один из тех дней, какие бывают только во французской столице. Ни дождя, ни туч — лишь сырая промозглая пелена, грязной простыней накрывшая город. День не имел ни начала, ни конца, он тянулся из ниоткуда в никуда. Нарцисс ликовал. Он чувствовал, что эта монотонность и невыразительность для него свои, родные.

Первый покупатель из списка, Валид Эль-Хури, жил на авеню Фош. Нарцисс попросил таксиста подождать его возле дома и принялся терпеливо преодолевать многочисленные препятствия на пути к цели. Кодовый замок на воротах. Кодовый замок на двери подъезда. Домофон в холле. Но на этом его продвижение вперед остановилось. Эль-Хури не было дома. Нарцисс попытался уговорить мажордома впустить его: якобы он принес посылку. Главное — проникнуть в квартиру и посмотреть на картину. Но слуга посоветовал ему оставить посылку у консьержа.

Нарцисс дал таксисту следующий адрес, ближайший к авеню Фош: тупичок, отходящий от авеню Виктора Гюго. Мысленно он уже набросал свой маршрут, намереваясь в самое короткое время посетить всех коллекционеров из списка.

Жилые дома, больше похожие на виллы, прятались за плотным живым забором из елей и кипарисов. Каждое здание казалось наглядной иллюстрацией расхожей мудрости: «Хочешь жить спокойно, не высовывайся». Но особняк Симона Амсалема, которого он наметил в качестве второй мишени, выбивался из общего правила. Строение начала XX века, отделанное штукатуркой под мрамор, являло собой причудливую смесь мавританской и итальянской архитектуры. Башенки, ротонды, кариатиды, балконы, балюстрады — все это в хаотическом, лишенном какой-либо логики беспорядке. Жилище Амсалема привлекало к себе внимание, как вылетевшая в полной тишине пробка от шампанского.

Нарцисс позвонил в домофон. Ему сейчас же открыл слуга-филиппинец. Нарцисс назвался, и слуга, ни слова не говоря, отправился за хозяином. Нарцисс ждал в холле, переминаясь с ноги на ногу на черно-белой плитке. На стенах, освещенных галогеновыми лампами, висели картины. Ар-брют в чистом виде.

Одна из самых больших представляла собой карандашный рисунок на развернутой картонной коробке. Автор с высоты птичьего полета запечатлел деревушку с вьющимися вокруг нее дорогами и тропками. Приглядевшись, Нарцисс обнаружил, что линии дорог складываются в лицо ведьмы с разинутым ртом, готовой проглотить селение. Рядом висел выполненный мелом триптих, изображавший то же самое лицо, принимающее поочередно три разных выражения. Изумление. Страх. Ужас. Красные глаза, фиолетовые тени под ними, тревожный фон — казалось, картина написана кровью.

Остальные работы воспроизводили стиль американских комиксов шестидесятых. Сюжеты вполне невинные — сценки повседневной парижской жизни. Рынок, кафе, дружеское застолье… Но персонажи! Они скалились и корчили жуткие рожи, ибо по соседству с ними художник поместил разлагающиеся трупы и кровоточащие тела животных с заживо содранной кожей…

— Нарцисс! Это и правда ты?

Он обернулся и увидел полного пожилого мужчину в белом халате. На носу у него сидели авиаторские очки с затемненными стеклами, седую голову покрывала белая ермолка. Вокруг шеи было повязано махровое полотенце. По его лицу стекали капли пота — должно быть, он оторвал его от занятий на тренажерах. Любопытно, подумал Нарцисс, а в спортзале он ермолку снимает или нет?

Мужчина обнял его с сердечностью старого друга, затем чуть отстранился, вгляделся ему в лицо и весело рассмеялся:

— Как же я рад видеть тебя вживе! Последние месяцы твой портрет висит у меня над кроватью!

Он широким жестом пригласил его в гостиную, располагавшуюся справа. Нарцисс вошел в просторный зал, убранство которого было выдержано в том же кичливом, аляповатом стиле, что и сам дом. Велюровые диваны золотисто-желтого цвета. Белые меховые подушки. На мраморном полу — восточные ковры, раскиданные в беспорядке. На камине — массивный иудейский семисвечник-менора. Такой огромный, что вполне заслуживал своего названия «семь очей Господа».