Альберт Нери покачал головой. В авоське ничего, кроме апельсинов. Принялся чистить один. Хейген отвел Драго и его людей в зал.
Последними прибыли трое оставшихся донов Нью-Йорка — Отилио Кунео, Пол Фортунато и Освальдо Альтобелло.
Альтобелло придержал дверь для двух донов и их людей. Он год как в Комитете, но за это время Комитет ни разу не собирался. Унизительный жест вызвал одобрительные кивки хрипящего Фортунато и веселого Кунео.
Вспотев и выбившись из дыхания после трехметровой прогулки от обочины дороги до двери ресторана, Толстый Поли Фортунато, дон семьи Барзини, приземлился в кресло прямо у входа и там обнял Майкла и Тома Хейгена. Фортунато был таким толстым, будто съел на завтрак Джона Виллоне. На одутловатом лице глаза превратились в две щелочки, львиная голова постоянно свисала, будто мышцы шеи не могли ее удержать. Из пяти семей Фортунато в первую очередь следовало причислить к недругам Корлеоне. Он был преданным capo Эмилио Барзини, чью смерть так и не смогли приписать Корлеоне (или Альберту Нери, который надел старую полицейскую форму, когда стрелял), к тому же он был близок Винсу Форленце из Кливленда, пропавшему без вести и предположительно мертвому Политической базой Фортунато был Швейный квартал. Именно он настоял на расширении наркотоговли, что и сделала семья Барзини. Толстый Поли обижался на лицемерных Корлеоне, которые не поддержали наркобизнес при жизни Вито, а когда за дела взялся Майкл, создали тайный regime и отхватили приличную долю. Несмотря на эти расхождения, Фортунато по своей природе не был обидчивым и не шел в наступление. Восемь мирных лет он управлял Стейтен-Айлендом, принадлежавшим семье Барзини десятилетиями.
Нет лучшего подтверждения власти Майкла Корлеоне, чем возведение Оззи Альтобелло в доны семьи Татталья. Некогда отчаянных врагов Ныне возглавлял крестный отец Конни, преданный друг Вито со времен сухого закона. Татталья вели дела в сфере проституции, стриптиз-клубов и порнографии. Создав огромную империю, Филип Татталья вкушал ее плоды с неумеренным обжорством. Его убили в 1955-м, и на смену пришел престарелый брат Рико. Организация стала разваливаться. Не хватало капитала, участились полицейские облавы и нападки праведных граждан. Когда Рико умер естественной смертью, семью должен был возглавить или прославленный сутенер, или один из более юных воинов. Вместо этого угодливый Альтобелло, прирожденный consigliere , невольно оказался на почетном месте дона. На него все смотрели как на оливковую ветвь, свисающую в сад Корлеоне.
Лео Кунео, Молочник, был маленьким стариком, но производил впечатление крупного человека: так умеют только самые искусные актеры. На нем был обыкновенный практичный костюм. Кунео наделили правом приехать последним не из-за особого почтения, а поскольку после исчезновения Форленцы он стал старейшим членом Комитета.
Майкл Корлеоне взял у него шляпу и пальто, которые тотчас перехватил перепуганный официант, избавив босса от якобы унизительного жеста.
— Для меня большая честь коснуться края одеяния дона Кунео, — произнес Майкл по-итальянски и выдавил из себя улыбку, чтобы Кунео не принял его учтивость за сарказм.
Лео Молочник пробурчал несколько строк сицилийской песни, которую Корлеоне не знал и не понял, а затем спросил по-английски, похлопывая Майкла по щеке:
— Я прав?
— Несомненно, — ответил Майкл и отвел Кунео в банкетный зал.
Семья Кунео вела некие дела в Нью-Йорке, по большей части в Манхэттене и Бронксе, хотя управляла северной частью штата (и имела крупнейшую молочную компанию в регионе, отчего Отилио Кунео и получил прозвище Молочник). Лео Кунео сыграл ведущую роль в установлении мира после войны пяти семей, но его пребывание в должности дипломата преступного мира продлилось недолго. Прискорбная облава произошла в фермерском доме его друга. Половину мафиозных главарей Америки схватили при попытке убежать в лес. Как так случилось, что никто из семьи Кунео не слышал о готовящемся рейде и не заметил, как приблизились машины? Майкл понятия не имел, это превосходило человеческое понимание. Он видел по пути людей в кустах, но не развернул автомобиль. На том собрании он намеревался объявить о своем уходе в отставку — мечте, которую лелеял до сих пор, хотя надежда не маячила даже на горизонте, о чем Майкл старался не думать.
Никто не провел в тюрьме более двух часов. Адвокаты указали на существование в Соединенных Штатах права на свободу собраний. Однако эти моменты возникли позже и нигде не фигурировали. Дело было слишком сложным и не подлежало огласке.
Читать дальше