Марк Вайнгартнер - Месть Крестного отца

Том был не под водопадом. Он был в воде, вонючей и грязной, заполняющей салон. Он был под водой. Поток лился во все четыре окна. Вероятно, он здесь совсем недавно. И ненадолго. Обмотан клейкой лентой. От пояса по плечи. Лодыжки и колени тоже обвиты.

Колеса машины погружались в ил. Вода была теплей его крови.

Том начал кричать и биться, что усиливало мучительную головную боль. Вода поднялась выше сидений. Выше пупка. Выше сердца.

Он выберется. Клейкая лента размякнет от воды. Он продолжал бороться. Лента вокруг лодыжек расслабилась.

Зашипела электрическая система «Бьюика». Перед там как погасли фары, за лобовым стеклом проплыла большая черная змея, но сердце Тома выдержало и это.

— Если хочешь убить гадюку, не руби ей хвост, — громко произнес он и почувствовал извращенное удовольствие от того, что Джерачи пришел сначала за ним, а не за Майклом.

Том не сдавался. Он явственно ощущал, как отклеивается лента, повсюду.

Вода добралась до подбородка.

Хейген запрокинул голову к крыше и приготовился сделать глубокий вдох. Все получится. Это вопрос силы воли. А Тому воли не занимать.

Затылок намок, настал момент вдохнуть.

Время.

Он начал медленно, равномерно втягивать воздух легкими.

Вдруг в горле запершило, грудь вздрогнула, и голова резко наклонилась вперед: приступ кашля.

Том хватал ртом воздух, а воздуха не было. Он вдыхал болотную воду, воздух остался вверху, над головой, где-то там.

Хейген слышал, будто утонуть — это самая мирная смерть.

Ничто в содрогающемся теле Тома Хейгена не напоминало умиротворенность.

Он пытался перестать кашлять и не заглатывать воду, но тело предало его.

Зато разум не предаст.

Надо сосредоточиться.

Надо что-нибудь придумать.

Нет. Это невозможно. Придется принять смерть.

Силой воли он заставил себя смириться, потому что иначе не сможет думать, о чем хочется. В воображении он нарисовал свою семью и на одно ужасное и прекрасное мгновение взглянул в глаза Терезе, сыновьям, адвокату Фрэнку и Эндрю, будущему священнику, и дочерям, Кристине, которая вырастет красавицей, и Джине, тоже красавице.

Затем Том потерял контроль над собой, и, подобно электрической системе «Бьюика», закоротившей минуту назад, стала гаснуть его жизнь, однако думал он не о ней, а о Санни.

Погибшем Санни Корлеоне. Застреленном.

Он видел Санни в детстве, в той улочке.

Том не был другом Санни Корлеоне, по крайней мере сначала. Ту ложь они придумали и говорили всем, даже себе. И всем объясняли, что Санни привел Тома домой лишь потому, что день был холодный, а место опасное. На самом деле Санни с двумя ребятами постарше забрел на криминальную улицу в ирландский район, страшное место, но Том знал, где там прятаться и спать, как согреваться и находить еду в мусорных баках. Шел снег. Настоящая метель. Мужчина на углу продавал пружинные ножи. На самом деле он был сутенером с косыми глазами. Мальчики спросили, сколько стоит нож; он ответил, что детям не продает. Они заявили, что не дети, и мужчина рассмеялся до хрипоты и заявил, что только ребенок станет утверждать, будто он не ребенок. Том Хейген сказал бы то же самое, но не хотел высовываться и связываться с сутенером с косыми глазами. Сутенер добавил, что не продает товар итальяшкам, и, когда те стали огрызаться в ответ на оскорбление, достал нож и схватил Санни за горло. Двое ребят рванули прочь. Человек, торгующий ножами и девушками, был кое-кем еще, и Том знал об этом. Том видел, как он режет своих проституток, но не насилует.

Мужчина с пружинными ножами и косыми глазами находил мальчишек в беде и заставлял сосать себе член за полсэндвича, а потом приставлял к горлу нож и не утруждал себя поисками сэндвича. Том Хейген держался от него подальше и никогда не соглашался сосать за еду, хотя временами бредил от голода. Том думал, ему еще повезло, что он ощущает отвращение, когда видит этого человека, сутенера, торгующего пружинными ножами. Теперь он тащил Санни по улице, Том не думал, он действовал. С воем он выскочил из-под земли, из-под ступеней крыльца, где становилось тесно прятаться, схватил доску и ударил мужчину по затылку. Всем просто повезло — Санни уж точно, но повезло и Хейгену, и всему району — в доске был гвоздь, который пронзил шею человека, продававшего женщин и пружинные ножи. Брызги крови окрасили падающий снег. Сутенеру тоже повезло, потому что его жизнь была жестокой и жалкой и она закончилась. Теперь угасала жизнь Тома. Почему она не мелькает у него перед глазами? Почему он видит лишь то, как они вместе с Санни избивают ногами человека с косыми глазами, лежачего, неподвижного, одну секунду или целую вечность, а затем останавливаются, тяжело дыша. Огляделись и увидели, что вокруг уйма свидетелей, взрослых, мужчин и женщин, отцов и матерей, уткнувшихся в пальто. Никто не станет горевать по человеку с косыми глазами, один за другим они разворачивались и уходили, бурча что-то под нос. Том и Санни посмотрели друг на друга и, как ни странно, рассмеялись, выплеснули все эмоции смехом, сильным, болезненным из-за холодного воздуха и усердия. Они ни на йоту не стыдились слез, но не стали плакать. Том ревел, когда умерла мать, когда скончался отец, а теперь нет, и отныне не будет плакать никогда, ни разу, до конца жизни, которая ныне угасала где-то в Эверглейдс. Санни тогда тоже не плакал, хотя вырос в сердобольного, сентиментального человека, проливавшего слезы на свадьбах и похоронах, во время грустных фильмов и в особенности когда стоял в коридоре родильного дома и впервые увидел своих красивых близняшек, Франческу и Кэтрин, а затем мальчиков. Том был с ним, все три раза. Майкл и Фредо приехали, когда появились близняшки. Хейген был счастлив вспоминать об этом теперь и чуть не заплакал от радости, увидев собственных детей за большим больничным окном, но тут боль ударила молнией. Разве такое бывает? Когда умираешь? Том отдал бы все на свете, чтобы почувствовать, как жена гладит ему кожу, что угодно, абсолютно все, но оказался снова с Санни, ныне мертвым, на снегу рядом с телом сутенера. Том посмотрел ему в глаза и произнес, как взрослый или отец, что есть вещи, которые необходимо сделать, и ты их просто делаешь и никому не говоришь. Не пытаешься оправдать их, потому что им нет оправдания. Просто делаешь. Затем забываешь. «Меня зовут Сантино Корлеоне», — сказал Санни и протянул руку. Из раны на шее сутенера поднимался пар. «Том Хейген», — представился Том, и они пожали руки.