Марк Вайнгартнер - Месть Крестного отца

— Эй, снаружи! — крикнул Аль. — Веди старика.

Томми втолкал Фаусто в дом, держа на прицеле.

Оставляя племянника с девушкой, Аль прошептал ему на ухо:

— Тронешь ее — убью.

Томми Нери ухмыльнулся. Аль заехал ей граблями по голове, но это не повод для такой заботы.

Он вручил дяде шотландский берет, оставленный во дворе.

Даже с залепленным ртом, если произносить «пошел ты на…» снова и снова, это становится на удивление понятным.

Аль толкнул Фаусто Джерачи на оранжевый стул в гостиной и привязал клейкой лентой. Использовал катушку целиком. Теперь руки старика были прижаты к бокам. Он едва сдерживал слезы, то ли слезы ярости, то ли боли от сломанных ребер. В спальне на стенах висели портреты Бев и Барб и разных мексиканцев, вероятно, родственников жены. Ни одного изображения Ника, ни его супруги, ни сестры-лесбиянки, учительницы физкультуры, живущей в Фениксе. Над кроватью красовалась составная картина-пазл с Иисусом на утомленном ослике. Вербное воскресенье.

С другого конца коридора доносились всхлипы Бев.

Двери спален были закрыты. Задача состояла в том, чтобы каждая жертва слышала только вопли и плач, тогда любовь друг к другу развяжет им языки. Девушку легко напугать, она завопит и без насилия. Фаусто Джерачи — орешек покрепче.

Аль достал нож, который подарил ему Томми на Рождество в прошлом году. Приставил к лицу старика, вызвав приглушенные проклятья, разрезал ленту, поцарапав небритую кожу, схватил край и одним движением содрал ленту с головы, резко и против часовой стрелки. Пучок волос выдрался с корнем, и Фаусто взвизгнул так громко, что у Альберта зазвенело в ушах.

Тотчас последовал крик Бев: звала деда.

Фаусто крепко зажал глаза, преодолевая боль.

— Я в порядке! — выкрикнул он.

Уверенный, что внучка услышит, старик перестал материться, начал молить, чтобы ее пощадили. Она ведь ничего не знает.

— А ты? — спросил Аль. — Скажи, где твой сынишка, и мы оставим вас в покое. Вы ведь держите связь.

— Мы не держим связь. Он не звонит, не пишет. Дети часто поступают так со своими отцами, когда умирает мать. Ему не нравится, что я снова женился. Любой сын переживает, когда такое происходит. Что я могу поделать?

Аль ударил Фаусто по лицу — сильный удар правой пришелся в скулу — и добавил левой по сломанным ребрам. Старик страдальчески взвыл, несмотря на решимость не показывать боли.

Как по сигналу отозвалась Бев Джерачи.

Дед не ответил. Он истекал потом. Взмок так, будто вылез из бассейна.

Девушка плакала. Аль надеялся, Томми не применяет к ней силу.

— Он животное, — сказал Аль. — Сожалею. Другого напарника нет. Твой сын по-любому обречен. Рано или поздно мы найдем его. Если история нас чему-то учит, он попадется. Но девочка ни в чем не виновата. Ее ты можешь спасти. Расскажи нам все, и мы уйдем. Через пять минут все закончится. Мы исчезнем.

Фаусто покачал головой.

— Чушь. Нам все равно конец. — Ребра мешали набрать в легкие воздух, и он с трудом говорил. — Мы ведь сможем опознать вас.

— Вовсе нет, — возразил Аль. — Нас здесь нет. Это нигде не записано. Мы призраки, вот кто мы. Настоящий он и я далеко отсюда. И люди, с которыми мы находимся, готовы поклясться, что именно так оно и есть. Честные, трудолюбивые люди, незнакомые, без причины лгать, запомнят и подтвердят, что видели нас. Поговорим тут с вами, и каждый пойдет своей дорогой. Сигарету?

Фаусто кивнул окровавленной головой.

Аль вышел за пачкой во двор, вернулся и сам выкурил сигарету до конца, дразня старика.

Печально, думал Аль, насколько мужчины верят в свою способность терпеть боль. Если делать все правильно, любой сломается. Святая троица — сломанные ребра, ожоги, сильные удары в пах — неминуемо доведет до отчаяния. Пробудит желание сдаться и умереть. Или лучший выбор: расколоться. Проблема в том, что говорливые лгут поначалу. Сравнив слова девушки и Фаусто, можно сделать верный вывод.

— Мне самому мало удовольствия от общения, — сказал Аль. — Ты всего лишь старик. Сделай нам одолжение, а? Где он?

— Понятия не имею. Вы, наверное, знаете больше меня. Признаю, я помогал ему. Привез в Мексику. Потом. Не знаю. Он не говорит мне… Ох ты черт! Больше не бей. Серьезно. Сыновья всегда так. С отцами. У тебя есть сыновья?

Аль вставил сигарету меж губ Фаусто. Старик вдохнул и перекатил ее в угол рта. Закрыл глаза, наслаждаясь дымом. Аль дивился тому, что Фаусто не стал материться в зоне слышимости внучки. Ох ты черт? Гребаный кливлендский cafone . [25] Невежа, мужлан ( итал.). Нери зажег сигарету для себя.