Лоран Ботти: Проклятый город. Однажды случится ужасное...

Слегка раздраженный, Бертеги повиновался. Подойдя к двери в самом конце коридора, Клеман посторонился, пропуская его вперед.

Комната была чисто женской: затянутое темно-красным бархатом уютное гнездышко, полное безделушек и вышитых подушечек. Хозяйка лежала у изножья кровати — женщина лет шестидесяти, высохшая, как осенний лист, с пожелтевшей кожей в сеточке морщин. В узловатой руке она зажала телефонную трубку, а другая рука была поднята к лицу, словно для защиты. Задравшаяся ночная рубашка бесстыдно обнажала дряблую старческую плоть, уже окоченевшую.

Бертеги несколько секунд неподвижно стоял на пороге комнаты, чувствуя сильное сердцебиение. За двадцать пять лет карьеры ему доводилось видеть десятки убитых — мужчин, женщин и детей, задушенных, зарезанных, забитых насмерть, — но в этот раз он был потрясен сильнее обычного. Зрелище смерти всегда было ему ненавистно, но со временем он смирился с ее присутствием, взрастив в себе нечто похожее на фатализм.

Однако вид мертвого тела Одиль Ле Гаррек поразил его — не столько своим уродством, сколько тем, что давал наглядное представление о ее последних минутах: округлившиеся глаза словно еще хранили память о каком-то кошмарном видении, и в них читался величайший страх; рот был широко раскрыт, словно в немом крике. Выражение лица неоспоримо свидетельствовало о том, что перед смертью ей пришлось пережить нечто ужасное.

— Господи Боже мой, — невольно выдохнул он.

— Вот и я сказал примерно то же самое, — откликнулся Клеман. — Поэтому я вас сюда и вызвал.

Бертеги приблизился к телу и осторожно опустился на колени. Он методично осмотрел мертвые ткани, ища следы крови, рану, ушиб… Тщетно.

— Что вы об этом думаете? — спросил лейтенант.

— То же, что и ты, — проворчал Бертеги. — Она умерла больше суток назад; она не была избита; она собиралась позвонить, но не успела.

Комиссар несколько секунд помолчал и добавил:

— К тому же она была напугана как никогда.

Клеман кивнул.

— Ну, теперь ты мне, наконец, объяснишь?.. — проговорил Бертеги, поднимаясь.

— Ее горничная не смогла к ней войти и вызвала пожарных. Проблема в том, что я уже обыскал все кругом… и ничего не обнаружил. Ни открытого окна, ни осколков стекла. Дверь была заперта изнутри, пожарные ее взломали. И, как видите, ключа здесь нет. Только небольшая задвижка изнутри. Иными словами, на момент смерти женщина была одна в комнате.

Бертеги подошел к окну и проверил задвижку. Клеман был прав: никаких следов взлома.

Полностью поглощенный этой загадкой, он вернулся к трупу Одиль Ле Гаррек и снова опустился на колени. Просто заурядный сердечный приступ? Но в это было трудно поверить. Вид мертвой плоти человека, умершего от сердечной недостаточности, не говорит живым столь явно, что он видел дьявола; и это гораздо ужаснее, чем можно себе вообразить.

Он снова осмотрел лицо и тело покойной. Ее сведенные брови внезапно напомнили ему манеру хмуриться его собственной дочери — эта манера наверняка ужаснула бы всех приверженцев ботокса. Он искал приметы борьбы, пусть даже самые косвенные — синяки, следы пут… Затем внимательно всмотрелся в глаза жертвы — темно-серые, уже остекленевшие, буквально вылезшие из орбит. Да, ей наверняка было бы о чем рассказать… точнее, прокричать. Невозможно было представить, что смерть стала для нее освобождением. Невозможно произнести, что Одиль Ле Гаррек почила в мире.

— Телефон… — тихо сказал он наконец.

— Что? — с недоумением спросил Клеман.

— Ты не проверил телефон.

Это был не ответ, а утверждение. Лейтенант слегка покраснел.

— Я… я ждал вас, — с запинкой сказал он.

Но Бертеги его уже не слушал — он осторожно разжимал пальцы покойной, один за другим, стараясь освободить телефонную трубку. Наконец сведенная рука с сухим потрескиванием разжалась. Бертеги осторожно опустил ее на пол. Он взял трубку и подошел к телефону, стоявшему на ночном столике.

Пару раз нажал на рычажок… но тщетно.

Бертеги обернулся к Клеману.

— Вызывай судмедэксперта. Телефон неисправен. Вообще нет гудка.

Теперь лейтенант буквально побагровел, и его уши приняли оттенок цветков шиповника. Как и его шеф, он сразу понял, что означала тишина в трубке, и о чем он сам мог бы догадаться и раньше, если бы проверил телефон: кто-то перерезал телефонную линию. И уж этот факт, по крайней мере, не был рядовым.

Пока Клеман вызывал подкрепление, Бертеги осматривал комнату в поисках какой-нибудь зацепки, детали, знака, указания. Кресло, туалетный столик, красивое зеркало, фотографии в позолоченных рамках на комоде…