— Что это ты смотришь? — спросила она.
— Про вампиров, — ответил Дейв. Не отрывая глаз от экрана, он поднес к губам банку «Бада». — Главный вампир убивает всех на вечеринке охотников за вампирами. Они действуют по заданию Ватикана.
— Кто?
— Охотники за вампирами. Ух ты! — воскликнул Дейв. — Вчистую оторвал ему голову!
Селеста вошла в комнату и взглянула на экран, как раз когда какой-то тип в черном пронесся по комнате, ухватил за подбородок перепуганную женщину и куснул ее в шею.
— Господи, Дейв...
— Нет, это круто, потому что Джеймс Вудс теперь в бешенстве.
— Кто это — Джеймс Вудс?
— Главный охотник за вампирами. Отчаянный парень.
Она увидела его на экране: Джеймс Вудс в черной кожаной куртке и облегающих джинсах взял в руки нечто вроде арбалета и прицелился в вампира. Но вампир оказался проворнее. Он протащил его по комнате, колошматя почем зря, словно весу в том было не больше, чем в комаре, а потом в комнату ворвался другой парень и выпустил в вампира очередь из автомата. И хотя вампир был неуязвим, все они благополучно проскочили мимо него, словно он внезапно потерял зрение.
— Это брат Болдуин? — спросила Селеста. Она сидела на диванном валике, там, где он смыкается со спинкой; откинув голову, она прислонилась к стене.
— Наверное.
— Который из них?
— Не знаю. Я не уследил.
Селеста смотрела, как они мечутся по номеру в мотеле, усеянному трупами уж чересчур, на ее взгляд, густо для столь малого пространства, а Дейв заметил:
— Господи, придется Ватикану прислать новый взвод охотников за вампирами!
— А почему вдруг Ватикан озаботился вампирами?
Дейв улыбнулся своей мальчишеской улыбкой, вскинув на нее прекрасные глаза.
— Это большая проблема, милая. Ведь вампиры постоянно воруют чаши для причастия.
— Чаши для причастия? — переспросила она, ощущая настойчивое желание протянуть руку и погладить его по голове, как будто глупый этот разговор развеял, прогнал из памяти все неприятности ужасного дня. — Я этого не знала.
— Да, уверяю тебя. Это огромная проблема, — сказал Дейв и осушил банку, в то время как Джеймс Вудс и брат Болдуин вместе с какой-то, по виду накачанной наркотиками, девицей припустили по пустой дороге в грузовичке, за которым гнался вампир. — Где ты была?
— Завезла платье к Риду.
— Несколько часов назад, — сказал Дейв.
— А потом я поняла, что мне просто необходимо посидеть и подумать. Понимаешь?
— Подумать? — произнес Дейв. — Конечно. — Он встал с дивана, пошел на кухню, открыл холодильник. — Тебе пива взять?
Пива не хотелось, но она сказала:
— Да, хорошо бы.
Дейв вернулся в комнату и протянул ей банку с пивом. Она часто определяла его настроение по тому, открывал ли он ей пиво или нет. Сейчас банка была открыта, но она сомневалась, хорошо это или плохо. Сейчас понять это было трудно.
— Ну и о чем ты думала? — Он рванул жестяную крышечку со своей банки, и звук этот перекрыл даже скрежет тормозов на экране, когда грузовичок перевернулся.
— О, ну ты же знаешь.
— Не очень-то знаю, Селеста.
— О разном, — сказала она и отхлебнула пива. — Вспоминала этот день, и что Кейти погибла, и как жалко Джимми и Аннабет. Обо всем этом.
— Обо всем этом, — повторил Дейв. — А ты знаешь, Селеста, о чем я думал, когда брел с Майклом домой? Думал, как он, наверное, озадачен, что его мама уехала, никому не сказав куда и когда вернется. Я долго думал об этом.
— Я же сказала тебе, Дейв...
— Сказала мне что? — Он поднял на нее глаза и улыбнулся, но на этот раз улыбка его не была мальчишеской. — Что ты сказала мне, Селеста?
— Что мне хотелось подумать. Прости, что не позвонила, но последние дни — это такой ужас, что я сама не своя.
— Как и все прочие.
— Что?
— Как в этой картине, да? — спросил он. — Там непонятно, кто люди, а кто вампиры. Я уже видел это, но кусками и не до конца. А этот брат Болдуин, знаешь, он потом влюбится в ту блондинку, хотя ему известно, что ее укусил вампир. Значит, и ей предстоит стать вампиршей, а ему на это начхать, понимаешь? Потому что он любит ее! А она сосет кровь. И у него будет сосать кровь и превратит его в ходячего мертвеца. Я что хочу сказать, Селеста, что в вампирстве есть и своя привлекательная сторона. Даже если знаешь, что это станет твоей гибелью, и душа твоя будет проклята навеки, и тебе придется только и делать, что кусать людей в шею, прятаться от солнца и от ударных бригад из Ватикана. Может быть, в один прекрасный день ты проснешься и не вспомнишь, каково это — быть человеком. И такое может случиться, но ничего страшного. В тебя попал яд, но и к этому можно приспособиться. — Он задрал ноги на кофейный столик и сделал большой глоток из банки. — Так, по крайней мере, считаю я.
Читать дальше