Джеймс Твайнинг - Scanned Document

Дождавшись, когда все уйдут, Галло достал из кармана мобильник и набрал номер.

— Это я. — Он прикурил новую сигарету и глубоко затянулся. — Мы только что опять ее упустили.

С недовольным лицом он слушал собеседника.

— Она приходила за машиной Кавалли… Зачем машина понадобилась ей, я не знаю, но она что-то там нашла. По-моему, какую-то фотографию.

Выражение его лица стало суровым.

— Откуда мне знать, что было на том снимке?! — в конце концов вскипел он. — Я думал, это вы мне скажете.

Поезд влетел на станцию, мелькая замысловатыми узорами граффити — сердитым порывом души римских подростков, воплощенным в жизнь при помощи рифмы и аэрозольного баллончика. Кое-где метрошные начальники отскребли стенки вагонов, явно в надежде оградить остальное население от этих опасных бунтарских голосов. Впрочем, усилия оказались тщетными — зловещие строки крамольных стихов не стерлись даже под напором химии и все равно мозолили глаза, будто незаживающий шрам.

Двери с шуршанием распахнулись, и упругая мускулистая волна человеческих тел вынесла Тома с Аллефой на платформу, а затем на эскалатор. Волна эта разбилась только на улице, выбросив их к подножию Испанской лестницы.

— Давай двигать к центру, — сказал Том, отбиваясь от назойливых лоточников и указывая в сторону соблазнительных витрин виа Кондотти. — Надо стараться быть там, где людно.

— Я знаю хорошее местечко, где можно выпить кофе, — кивнув, предложила Аллегра.

Через десять минут они уже сидели за уютным столиком в дальнем конце бара на пьяцца Кампо-Марцио, поглощая пирожные и эспрессо.

— Что, крепковат? — с улыбкой спросила Аллегра, когда Том сделал первый глоток.

— В самый раз. — Он поморщился, вычищая языком из зубов кофейные крупинки и озираясь по сторонам.

Местечко выглядело так, словно не видело ремонта лет тридцать, — потрескавшаяся и кое-где вздыбившаяся кафельная плитка, пожелтевшие от табачного дыма кирпичные стены с развешанными на них выцветшими римскими флагами, потрепанными баннерами и вымпелами. На почетном месте за облупленной и поцарапанной стойкой бара красовалась фотография с автографом капитана предыдущего римского клуба-фаворита, сделанная, судя по всему, во времена его процветания, когда герой, по-видимому, заглядывал сюда разок, дабы опрокинуть на халяву стаканчик за счет заведения. Народу в баре, считай, не было — кроме Тома и Аллегры сидели еще за стойкой несколько рабочих-монтажников. Один, свесив с высокого табурета ногу, поставил ее на свою каску, словно охотник, позирующий для фото с добычей.

— Ты это место выбрала нарочно?

— В каком смысле?

— Караваджо убил человека возле Кампо-Марцио.

— A-а… Я и забыла. — Она нахмурилась. — У них было что-то вроде дуэли, да?

— Ссора из-за счета во время игры в мяч, — объяснил Том, бросая еще один кусочек сахара в свой кофе, чтобы сбить его крепкую горечь. — По крайней мере так гласит история. Мечи были обнажены, и во время поединка…

— А в итоге он оказался на Сицилии?

— Не сразу. Сначала в Неаполе и на Мальте. «Рождество» он писал, будучи в бегах. — Том помолчал и продолжил: — Интересный человек был этот Караваджо — при всей своей порочности умел создавать такую красоту. Его полотна принято считать зеркалом человеческой души.

— И твоей? — спросила Аллегра, и Том уловил серьезность вопроса, скрывавшуюся за игривой улыбкой.

— Не исключено. Если бы она у меня была. — Он улыбнулся в ответ.

Аллегра заказала еще по чашечке кофе.

— Так что будем делать с Джонни? — спросила она, когда официант ушел.

— А что мы можем? — Том пожал плечами. — Даже если бы мы не разбили машину, копы нас уже вычислили бы на ней. Так что подождем звонка Арчи и потом заплатим Джонни наличными.

— Арчи? Кто это?

— Мой партнер по бизнесу, — объяснил Том. — Он сейчас на пути в Женеву, но у него там есть связи. Эти люди могут одолжить пятьдесят штук, не задавая лишних вопросов. Подождать придется, наверное, до полуночи, а как получим деньги, вернемся к Джонни, расплатимся и посмотрим, что он знает интересненького.

Один из рабочих проследовал мимо них в туалет и вскоре вышел оттуда под бурные звуки сливного бачка, застегивая ширинку.

— А покажи-ка мне еще разок ту фотку, — попросила Аллегра, когда монтажник удалился.

Том выложил из кармана на стол полароидный снимок. На нем на темном фоне была изображена скульптура — лицо мужчины, подбородок и левая щека отбиты.