Дин Кунц - Апокалипсис Томаса

Второй ларь имел две крышки, которые вели в одно большое отделение. Изготовили его из толстых деревянных брусков, а изнутри еще и обили листовой нержавеющей сталью. Фигурная фаска крышки плотно входила в канавку, вырезанную в ларе, чтобы обеспечить плотное соединение, вероятно, служившее защитой от мышей.

Будь у меня выбор, я бы никогда не полез в этот пустой ларь, который, насколько я помнил, очень уж напоминал гроб. Но если настойчивые гости, которые теперь барабанили по обеим дверям, пришли не с миром, альтернативой ларю являлась смерть в комнате для упряжи, или в проходе между стойлами, или в одном из стойл, и ни один из вариантов не казался мне привлекательным.

Каким бы ни было зрение моих неизвестных противников, я перестал отличаться от слепого, едва закрыл за собой дверь в кладовую — само собой, никаких замков — и на ощупь двинулся ко второму ларю. Поднял одну из крышек и толкал от себя, пока не щелкнул стопор, удерживающий ее в вертикальном положении.

Мне не требовалось соблюдать тишину, забираясь в ларь, потому что те, кто хотел войти в конюшню, с такой силой лупили по бронзовым дверям, что они грохотали, словно колокола.

На внутренней поверхности крышки имелась шестидюймовая рукоятка с кнопкой на конце. Если человек стоял перед ларем, то нажатием кнопки он снимал крышку со стопора и мог опустить ее на ларь.

Услышав, что колесики северной двери покатились по направляющим, я забрался в это не самое укромное из убежищ и опустил крышку, спрятавшись в ларе для фуража, в надежде, что на этот раз его содержимое не будет использовано для кормежки, как, несомненно, случалось раньше.

Сидя на полу ларя, спиной к дальней стенке, я обеими руками держался за рукоятки, приваренные к крышкам, надеясь удержать их на месте, если кто-то войдет в кладовую и попытается их открыть. Возможно, этот кто-то подумает, что от времени крышки деформировались, их заклинило и теперь нет никакой возможности оторвать хоть одну от ларя.

Южная дверь откатилась с особенно сильным грохотом, потому что ниша в стене находилась рядом с кладовой.

После того как гости получили возможности войти в конюшню, шум прекратился полностью, будто они все зашли в проход между стойлами и замерли. И почему?

Они, вероятно, прислушивались к звукам, которые мог издавать я, точно так же, как я вслушивался в их звуки. Но гости превосходили меня численностью и могли вести поиск более уверенно, более агрессивно.

Прошла еще минута. Я задался вопросом, а вошли ли они в конюшню, откатив двери, или по-прежнему находятся у порога, снаружи.

Я мог бы подумать, что ларь блокирует идущие из конюшни звуки, но в его переднем торце проделали два ряда отверстий, один на фут выше другого. Каждое — диаметром четыре дюйма — закрывал сетчатый экран. Вероятно, отверстия служили для проветривания зерна и препятствовали образованию плесени. Так что я мог уловить шум от любого, самого скрытного движения.

Напоминающий хлор запах озона усилился до такой степени, что я начал тревожиться, как бы мне не чихнуть.

Если не верить, что ты хозяин своей судьбы, человеческий разум становится генератором тревог, динамо-машиной негативных ожиданий. А поскольку свою жизнь человек формирует сам, руководствуясь свободной волей, если тревожиться слишком о многом, если не верить в провидение, тогда многие страхи обращаются в реальность. Зачастую мы сами источники наших бед, от какой-нибудь ерунды до катастрофы, потому что очень много рассуждаем об их возможности, и в результате возможное становится неизбежным.

Поэтому я приказал себе не тревожиться из-за чиха и ввериться в руки провидения. Здесь и теперь, да и всегда, если ничего не усложнять (как сказал поэт), надежда и вера, скорее всего, удержат человека на плаву, тогда как страх точно утащит его на дно.

Тишина накладывалась на тишину… и только я успел подумать, что гости ушли, как дверь кладовой открылась.

Тот, кто вошел, фонариком не воспользовался. Вероятно, ночь полностью поглотила день, потому что сквозь закрытые сеткой дыры я не увидел даже отблесков последнего зарева заката, которое могло просочиться в окна.

По меньшей мере, один гость переступил порог. Крупный, тяжелый, но не высокий, что чувствовалось по неуклюжести движений.

Первая крышка ближнего к двери ларя поднялась в тихом скрипе петель, с грохотом захлопнулась. Потом вторая крышка. Третья.

В темной комнате гость заглядывал в три чернильно-черные отделения ларя и обнаруживал, что в них пусто. Если этот индивидуум не использовал очки ночного видения последнего поколения, тогда от природы он мог видеть в темноте, как любой кот.