Гости разделились на две партии. С одной стороны, на тех, кто считал непростительным, что донья Сусана не только забыла выключить телефон, но и около минуты не могла его отключить, чем заставила пианиста прервать игру. С другой стороны, на тех, кто пережил нечто подобное и готов был поддержать судью в неприятный момент, причиной которого, без сомнения, была ее собственная рассеянность. Первые, возглавляемые неотразимой Нельси, демонстрировали свое презрение, бросая на донью Сусану ядовитые взгляды — примерно так глядят на пса, написавшего на ковер. Другие подходили к группе, в которой была судья, и пытались утешить ее замечаниями вроде «с каждым бывает» или «забавное воспоминание об этом вечере».
Даниэль, которого хозяин дома поздравил с безупречным выполнением его миссии по переворачиванию нот для эксцентричного пианиста, почти не слышал похвал, озадаченный странным происшествием, свидетелем которого только что стал. Официант с подносом подошел к их группе, но прежде чем кто-нибудь успел взять бокал, прошел дальше. Даниэлю показалось, что официант в последний момент предпочел другую группу, повинуясь почти незаметному кивку хозяина дома.
Не приходилось сомневаться, что, несмотря на поддержку своих сторонников, судья была подавлена случившимся, и ей не стало лучше, пока она не выпила джин с тоником, который Мараньон попросил принести лично для нее.
Прошло около двадцати минут после странного случая с официантом, и судья вдруг почувствовала себя дурно. Первым на это обратил внимание сам Мараньон, предложивший ей подойти поближе к открытому окну — сейчас воздух был насыщен благодатными отрицательными ионами — подышать свежим воздухом.
— Возможно, так подействовал джин с тоником, — сказала судья.
— Может быть, хочешь прилечь? — предложил Мараньон. — Скорее всего, от пережитого стресса у тебя резко упало давление.
— Да, пожалуй, мне стоит прилечь. Меня ноги не держат, и…
Донья Сусана не договорила фразу.
Словно кислород внезапно перестал поступать ей в мозг, она начала крениться, но Мараньон вовремя поддержал ее за спину и не дал упасть.
Уложив судью на помост, Мараньон первым делом заставил отойти десяток любопытных, которые сразу же столпились вокруг бесчувственной женщины, мешая доступу свежего воздуха.
— Отойдите, пожалуйста! Ей нечем дышать! — кричал хозяин дома.
Тут же появился судебный врач Фелипе Понтонес, который, указав Мараньону, что ноги судьи нужно положить повыше, чтобы облегчить приток крови к мозгу, стал отодвигать людей руками, словно служащий токийского метро. Правда, у Понтонеса не было белых перчаток, как у японских полицейских, к тому же действовал он с такой энергией, что было ясно: рано или поздно драки с кем-нибудь из мужчин, которых с такой силой «рассеивает», не миновать.
— Положите ее на бок, — распорядился Понтонес. — Чтобы язык не попал в дыхательное горло.
В какой-то момент, когда Мараньон, следуя указаниям врача, поворачивал судью на правый бок, один из присутствующих в ответ на грубое поведение Понтонеса так толкнул его, что тот с шумом грохнулся на пол.
Увидев это, Мараньон поднял на руки судью, чье лицо оставалось мертвенно-бледным, и сказал своему секретарю, вдруг возникшему из ниоткуда:
— Приготовь машину, Хайме. Я отвезу донью Сусану домой.
Пока Мараньон шел к выходу с бесчувственным телом судьи в руках, напомнив Даниэлю отца девушки, задушенной чудовищем-Франкенштейном, судебный врач Понтонес с ртом, разинутым наподобие человекоподобной черепахи, силился освободиться от человека, весившего в два раза больше и решившего именно сейчас, в присутствии своей жены, преподать ему урок.
Несмотря на то что гроза миновала, в воздухе по-прежнему чувствовалось что-то зловещее.
Инспектор Матеос появился в Отделении музыковедения на следующий день после полного неожиданностей концерта. Он не предупредил Паниагуа о своем визите, поэтому застал его в разгар занятий. Даниэль пытался объяснить студентам, какими критериями руководствуются разные композиторы при выборе тональности произведения. Боковым зрением Паниагуа тут же заметил лицо Матеоса, внимательно всматривавшегося в аудиторию через круглое окошечко в двери, а когда тот приблизился настолько, что стекло затуманилось от его дыхания, Даниэлю вспомнился велоцераптор из «Парка Юрского периода». Полицейский протер рукавом пиджака осевшую на стекле влагу и сделал Даниэлю знак, почти сведя вместе большой и указательный пальцы правой руки, как бы говоря: «Нужно, чтобы ты сделал маленький перерыв».
Читать дальше