Марк Олден - Демон

— Окухара-сан сказал мне, что Ясуда Гэннаи болен и ему жить осталось недолго. Необходимо, объяснил он, чтобы влияние госпожи Гэннаи в «Мудзин» кончилось. Она совершенно неуправляема, и если ее не остановить, погубит всех. Он знал, что я несчастлива с Уорреном. Окухара-сан много чего знает. А выход есть, сказал он мне. Выход заключается в информации, которая проходит через руки Уоррена почти каждый день.

— А он сказал, как это опасно для тебя?

— Пока госпожа Гэннаи командует в «Мудзин», опасность существует для всех жен. Наши жизни буквально висят на волоске, оборвать этот волосок она может по собственной прихоти, когда только захочет. А у меня появлялся шанс освободиться от нее.

— И в то же время освободиться от мужа.

Она опустила голову.

Пенни перешел на японский.

— Ты вышла за человека, которого не любишь. Почему?

Акико привлекла его к себе. Голос ее звучал приглушенно, ему в плечо. Она тоже говорила на японском.

— Уоррен увидел мою фотографию в токийском журнале. Она произвела на него сильное впечатление, он мне сказал позже. Я тогда работала моделью, чтобы платить за обучение живописи. По его просьбе госпожа Гэннаи стала меня изучать.

Акико впилась в Пенни ногтями.

— Моя мать умерла незадолго до того, как Ганис вошел в мою жизнь. Причиной смерти была указана болезнь сердца, но госпожа Гэннаи сказала, что это неправда. По ее словам, мать отравили медленнодействующим ядом.

Акико помолчала.

— Мой отец специально сделал так, чтобы походило на естественную смерть.

— Почему он ее убил?

Акико отвернулась.

— Он хотел получить наш дом и другую собственность. Все принадлежало матери. И она все собиралась оставить мне по завещанию. Но не успела. А у отца была еще одна причина ее убить. Он хотел меня.

Пенни медленно, напряженно выдохнул.

— Мне очень жаль. Очень, по-настоящему жаль. Как давно… — Он не договорил.

— Началось это, когда мне было тринадцать лет. Он сказал, что подарил мне жизнь, а значит, я принадлежу ему. Он создал меня, я его творение. И еще сказал, что ни один мужчина не сможет любить меня, как он, потому что мы одной крови, одной плоти. Я не понимала, как это неправильно, я не…

Она тряхнула головой и разрыдалась. Пенни порывисто прижал ее к себе, стал гладить волосы.

— Это продолжалось семь лет, — вновь заговорила Акико. — Семь ужасных лет. Он контролировал мою жизнь. У меня не было друзей. Но было искусство. Только искусство, живопись.

— Твоя мать знала?

— Сначала нет. А когда узнала, то обвинила меня в том, что это я его соблазнила. Вот это было хуже всего. Ее обвинения, оскорбления. Наконец она возненавидела моего отца еще больше, чем меня. Тогда она и пригрозила оставить все мне.

— Неужели тебе не с кем было посоветоваться?

— В Японии семья считается чем-то более важным, нежели любой из ее членов. Позорить ее нельзя. Национальную семью тоже нельзя позорить, нас учат, что все японцы принадлежат к одному племени. Мы — особая раса, мы стоим в стороне от других рас. С детства нас учат, что Япония еще более важна, чем наши семьи. Отец убедил меня, что обсуждать наши отношения с кем-либо за пределами семьи означало бы обесчестить наше имя и нашу страну.

— Иисусе. Извини, что я так говорю, но твой отец был дерьмо.

Акико печально улыбнулась.

— Мне понадобилось много времени, чтобы это понять. Японки во всем должны подчиняться мужчинам. Мы делаем, как нам сказано. Даже в двадцатом веке ничего не изменилось. Япония всегда была страной мужчин. Женщин учат подчиняться, уступать, не задавать вопросов. Кроме матери, я не сказала никому о том, что делает мой отец. Я не считала возможным говорить об этом с чужими.

Пенни покачал головой.

— На таком фоне даже Уоррен Ганис мог показаться чем-то хорошим.

— Один мужчина запер меня в аду. Другой мог освободить. Как в пословице: клин клином. Ну вот, Уоррен очень хотел меня получить. Отец не соглашался, но госпожа Гэннаи пригрозила ему тем, что ей стало известно о смерти моей матери. И о связи между моим отцом и мною.

— Ему пришлось смириться с этим браком.

— Да, иначе он был бы публично опозорен и попал в тюрьму. А так ему дали денег и работу в «Мудзин».

— Что с ним стало потом? — поинтересовался Пенни.

— Я не любила Уоррена, — проговорила Акико. — Старалась, конечно, но просто не могла. Мне было очень тяжко, а единственным человеком, кому я могла открыться, оставался отец. Он сказал, что постарается помочь мне.