Дуглас Кеннеди - Крупным планом

С той поры как два года назад меня сделали партнером, я перестал ездить на таких ранних электричках, поскольку мне уже не было нужды демонстрировать, что я готов сидеть за рабочим столом в половине восьмого. Но я совсем не хотел дожидаться электрички в 8.08 или 8.18 (мои обычные поезда) дома, потому что Бет ясно дала мне понять, что не потерпит никаких попыток к примирению.

Когда я спустился вниз после душа, последовавшего за занятиями на тренажерах, она сидела в кухне и кормила Джоша и Адама, за ее спиной тихонько говорили телевизионные новости. Когда я вошел, она взглянула на меня, затем быстро перевела взгляд на младенца. Она переоделась: на ней теперь были легинсы и черная толстовка, которая не скрывала ее пришедших в норму стройных форм. Бет никогда не была полной, но, когда я с ней познакомился семь лет назад, она выглядела как капитан какой-то сильно пьющей команды по травяному хоккею: жизнерадостная, крупная блондинка, которая всю ночь могла говорить о книгах и футболе и обожала пиво. Еще она исключительно заразительно смеялась. Особенно в постели — в те времена это было место, где мы с удовольствием проводили значительную часть нашего времени. Теперь, в тридцать пять, она стала, в результате аэробики, сухопарой, вернее, худой и гибкой, как олимпийский спринтер. Теперь ее скулы резко выдаются, у нее нет талии, а когда-то длинные волосы коротко подстрижены по этой мужской моде, которую предпочитают французские актрисы. Я все еще нахожу ее привлекательной, у нас в пригороде головы еще поворачиваются ей вслед, особенно если на ней обтягивающее черное платье от Донны Каран, которое подчеркивает ее угловатую привлекательность. Но кипучий энтузиазм крутой девчонки уступил место вселенской усталости. Под глазами залегли темные круги. Ее нервы постоянно Натянуты. И она настолько переменилась ко мне, что не подпускала к себе после рождения Джоша. Обычной отговоркой было: «Я еще не готова».

Я подошел к ней, положил руку на плечо и попытался поцеловать в голову. Но стоило мне ее коснуться, как она поморщилась и отбросила мою руку.

— Господи, Бет…

Она не обратила на меня внимания, продолжая засовывать ложку с какой-то оранжевой дрянью из баночки «Хайнц» в рот Джоша.

— Я не понимаю, — сказал я. — Я просто ничего не понимаю.

— В самом деле? — спросила она, не глядя на меня.

— В самом деле.

— Тогда плохо.

— Что это, мать твою, должно означать?

— Сам сообрази.

— Зачем ты это делаешь?

— Я ничего не делаю.

— Ты месяцами меня отталкиваешь, относишься ко мне как к какому-то бесполезному придурку… это, по-твоему, ничего?

— Я не хочу сейчас это обсуждать.

— Ты всегда так говоришь, всегда уходишь от проклятого…

— Не сейчас . — Тон ее стал опасным.

Молчание. Адам уставился в свою миску с хлопьями и уныло ворошил их ложкой. Я же стоял подобно круглому дураку, понимая, что мне остается только уйти. Поэтому я поцеловал сыновей на прощание и взял кейс.

— У меня в пять тридцать может быть собрание, — сказал я.

— Неважно. Фиона сегодня работает допоздна, — сказала она, имея в виду нашу няню-ирландку, которая присматривала за Адамом и Джошем.

— Отлично, — сказал я. — Позже позвоню.

— Меня не будет, — заявила она.

— У тебя намечается что-то интересное? — спросил я.

— Нет.

Я открыл дверь во двор.

— Увидимся, — сказал я. Она даже головы не подняла.

Когда я покупал «Нью-Йорк таймс» и текущий выпуск «Вэнети фэр» в киоске на вокзале, я почувствовал, как в животе образовалась капля кислоты. Я поморщился. Потекли еще капли, обжигая мне желудок. Я закусил губу, закрыл глаза. Боль от этого не прошла. Когда подошел поезд, я, спотыкаясь и едва не согнувшись пополам, сел в вагон. Упав на первое свободное сиденье, я открыл кейс, достал из-под стопки юридических документов бутылку «маалокса», поспешно потряс и отпил добрую треть одним глотком. Затем я проверил, не смотрит ли на меня кто-нибудь из пассажиров, мысленно занося меня в категорию язвенников или алкоголиков. Но все были заняты своими ноутбуками, срочными бумагами или мобильными телефонами. Ведь это был поезд 6.47 — царство трудоголиков, младших исполнителей, все еще надеющихся выбиться в партнеры или вице-президенты. Ради достижения этой цели они были готовы работать по четырнадцать часов в сутки. И атмосфера в вагоне была настолько заряжена нервными амбициями и самодостаточностью, что, даже если бы я начал курить травку, вряд ли бы кто-нибудь из окружающих меня людей заинтересовался… хотя я уверен, что кто-нибудь все же сказал бы мне, что в этом поезде курить запрещено.