Сюзан Айзекс - После всех этих лет

Сначала я была благодарна ему за молчание. Я тоже молча поглощала суп. Это был самый вкусный горячий суп в моей жизни. Он был вкуснее куриного супа моей мамы и лучше бульона, который мы ели с Ричи во французском трехзвездочном ресторане. Потом я испугалась, что потеряю Тома. Я не знала, может, он задумался, насколько неосмотрительно он поступает, согласившись помочь мне.

— Ты мне абсолютно ничего не должен, — сказала я ему.

Мой голос заставил, его очнуться. Он опустил ложку в суповую тарелку. Его белая рубашка в мельчайшую красную крапинку была просто божественна, иначе не назовешь.

— Что ты сказала? — спросил он.

— Я сказала, что ты мне ничего не должен. Мы хорошо ладили друг с другом, И мы неплохо проводили время. Но ни один из нас не клялся ни в вечной любви, ни в верности. Ты знаешь, что я сейчас плыву, не зная куда. И ты совсем не обязан следовать туда же.

Он опять погрузился в свои мысли. Подошел официант. Увидев, что он не дотронулся до супа, повернул было обратно, но Том подал ему рукой знак, чтобы он забрал тарелку.

Он едва пригубил бокал с вином, однако его молчание, которое становилось все более тягостным, не помешало мне уничтожить все, что было на столе. Честно говоря, я была даже рада, что он не замечает моего аппетита. Его жена была столь бестелесна, такая утонченная. А в начале своей дружбы с Ричи, она как-то призналась ему, что до четырнадцати лет была страшной обжорой, но эту тайну, кроме собственного психотерапевта, она доверила только Ричи. Мне хотелось знать, известно ли это Тому — или он считал это следствием неправильного обмена веществ или ежедневного самоограничения.

Том поднял руку, и официант принес счет. Он, не глядя на него, положил на тарелочку кредитную карточку. Когда официант отошел, он сказал:

— Ты спросила меня, был ли я счастлив.

Я кивнула.

— Мне нравится то, что я делаю. Я дал вторую жизнь нескольким компаниям. Я создавал новые рабочие места, — он отодвинулся, будто его немного мутило от обильной еды.

Но я не хотела, чтобы разговор вновь замер.

— А твои родители живы? — спросила я.

Кроме того, что у него побелели волосы, как у его отца, Том совершенно не изменился — то же худощавое, загорелое лицо ирландца, те же карие глаза. Отец его был более жизнерадостным, чем Том когда-либо. Он развозил пиво на грузовике, был легок на подъем. Ярко-выраженный тип мужчины-жизнелюба. Мистер Дрисколл всегда приветствовал меня так; «Рози! Рози в два обхвата!» И трепал мои волосы. Нечего и говорить, что он не знал о том, что, когда я якобы натаскивала Тома по латыни, а он помогал мне по физике, мы забирались на крышу и уплывали в сказочную страну Камасутры на простыне, которую мы бесстыдно стащили у соседки с веревки.

— Он слег, когда ему было пятьдесят восемь. Не мог найти работу. Это его сразило. Два года как умер.

— Мне искренне жаль. А как мама?

Ее я едва знала. Она была пышной женщиной, читавшей по пять-шесть газет в день. Когда же она не читала и не занималась домашней работой — она надевала шляпку и торопилась на мессу.

— Она здорова. Живет с моей сестрой Кэти в Гарден-Сити, — он заколебался. — На похоронах твоя мама выглядела немного странно.

— Старческий маразм. Мне очень жаль ее, она влачит жалкое существование.

— Да, да, — пробормотал Том.

Вернулся официант. Том подписал чек.

— Благодарю, сэр, — кивнул официант, всем видом показывая, что он доволен чаевыми, но не чрезмерно.

— Мне нравится делать большие деньги, — сказал Том, вставая.

— Это хорошо, — откликнулась я.

Когда мы подошли к двери, он заговорил быстро, так что я едва улавливала, что он произносит:

— Я был счастлив в браке шесть месяцев.

Он посмотрел по сторонам, назад, будто растерявшись и пытаясь найти, кто это осмелился произнести такие слова.

— Какие шесть месяцев? — спокойно спросила я.

— Первые, — он провел пальцем под воротником, стараясь оторвать его от горла. — Потом она уехала на Палм-Бич навестить подругу. Однажды вечером я вернулся домой поздно, около одиннадцати. И увидел в холле ее чемоданы.

— И?

— Мне стало вдруг тошно.

На улице температура еще понизилась. Мы одновременно поежились.

— А что вдруг стало не так?

— До меня вдруг дошло, что поженились мы потому, что каждый из нас считал, что пришло время обзаводиться семьей. Могу предположить, она любила меня потому, что ее отец говорил ей, что я подаю большие надежды. Он был юристом в фирме, которую я поддерживал, когда еще был связан с-банком. Он не был очень богат, но прошел хорошую школу, и в смокинге выглядел весьма представительно. Я бы сказал, в нем чувствовалась порода. Двумя годами позже он познакомил меня с Джоан. Дела у меня продвигались в ту пору так быстро, что, честно говоря, я не знал, что делать со всеми теми деньгами, которые я заработал.