Джереми Лэйн: Когти

В доме Коннерли имелось помещение, переоборудованное в спортивный зал, где молодой Джон Коннерли проводил большую часть своего времени. Этот день он завершал отработкой своего коронного удара под названием «укол». От могучих ударов трещали стойки.

Думая о следующей серии ударов, он подошел к окну и стал выжимать гантели. Из окна виднелись автостра да, черепичные крыши домов, трубы и флюгер «Голубого Джека».

Он там, размышлял Джон об отце, он всегда там, его ни минуты не бывает дома. Он готов растратить все свое состояние, стоит лишь этой женщине взглянуть на него. Даже когда он дома, то совсем не думает обо мне. Шесть лет я готовился к встрече с Максом Малоне, а сейчас мой отец говорит, что не хочет иметь со мной ничего общего. Мне уже двадцать восемь, молодость пройдет напрасно, если я упущу удачный момент и не вложу деньги в дело, ничем больше мне отец помочь не сможет. Раз ему на меня наплевать, прекрасно, мне — тоже. Кто в этой семье самый гордый? Кто игрок? А кто бабник? Кто бросает свое дело? Он или я? Нет, не я. Я хочу сразиться с Максом. Отец может финансировать любой бой, какой захочет. Если захочет... Но он ничего не будет делать, пока с ним эта женщина.

Пока он так размышлял, бледный от негодования, к нему бесшумно подошел его дядя Стентон.

— Чего тебе надо? — с раздражением спросил молодой человек.

— Твой отец не придет, я видел его машину. А ведь он мне обещал обязательно принести деньги, — невнятно прошамкал дядя Стентон, худой и угловатый человек с белыми, будто выцветшими волосами, похожий на своего брата Джейса, словно карикатура. Его запавшие голубые глаза искательно бегали по сторонам. Плаксивым голосом он продолжал:

— Мои артисты уже пришли, но они не сыграют ни единой ноты, если им не заплатить. Джейс обещал рассчитаться с ними сегодня вечером. Мы уже на середине «Опуса 90». А эти свиньи, наши слуги, не хотят одолжить мне ни доллара.

— Не рассчитывай на его помощь! — закричал Джон. — Отец тебе сказал, чтобы ты прекратил заниматься вымогательством. Ты прекрасно знаешь, что он тебе это запретил. Будь ты проклят вместе со своей музыкой! Сейчас же убирайся отсюда!

Мощная мускулистая рука замахнулась на композитора. Дядя Стентон съежился, вжал голову в плечи, отпрыгнул, и, жалобно причитая, выскользнул за дверь спортзала.

Стиснув зубы, Джон Коннерли смотрел в окно. Дядя Стентон, по-видимому, поверил всему, что он ему сказал, и в панике бегал около дома.

Джон, не обращая на него никакого внимания, перепрыгивая через несколько ступеней, спустился по лестнице этого большого нескладного дома и вошел в ванную. Он долго стоял под душем, потом тщательно вытерся и поспешно оделся.

Джон пересек травянистый газон, расстилавшийся между его домом и «Голубым Джеком». Он шел, раздумывая, что сказать, и вспоминал имя этой женщины: Франсуаза Бриджеман. Дойдя до лужайки, разбитой перед казино, он перепрыгнул через ограду и направился по дорожке к зданию. Бармен сказал ему, что Франсуаза находится наверху, и объяснил, как ее найти.

Дверь сразу открылась и появилась женщина. Он отметил, что ей больше сорока, но она очень даже недурна. Он разглядывал ее, насколько позволяла полуоткрытая дверь, и услышал, что его просят подождать минутку. Ну что ж, хорошо, он подождет.

Через некоторое время она, настороженно улыбаясь, пригласила его войти.

— Я — Джон Коннерли.

— Да, я знаю. Не хотите ли присесть?

— Нет. Я пришел, чтобы увидеть своего отца. Я хочу, чтобы вы оставили его в покое.

— Понимаю. Но смею вас заверить, что мое влияние на него ничтожно.

— Возможно. Но он слишком привязался к этому месту. А вы тянете из него деньги и всячески отвлекаете от дела. Его никогда не бывает дома. Не могли бы вы выбрать себе кого-нибудь еще из многочисленных приезжающих, их здесь предостаточно. Ну, а его вы должны оставить в покое.

— Я понимаю, на что вы намекаете, — ответила женщина неестественно низким голосом. — Но вы сильно заблуждаетесь. А вы говорили со своим отцом?

— Нет, я не делал этого. Да и разговор с ним мало что может изменить. Вы же его любовница. В этом я не ошибаюсь, и если у него еще осталось хоть немного порядочности, он должен вырваться из ваших когтей.

— Вот как! — воскликнула Франсуаза, едва сдерживая слезы. — Вы пришли, чтобы уберечь его от когтей хищницы? Вы не знакомы со мной и с такой яростью защищаете его от авантюристки, даже не зная, кто она. Это неправильно. Послушайте, может быть, мы найдем средство...