Молли Катс - Никто мне не верит

Грег летел первым классом, привилегия, подаренная ему той работой, которой он тогда занимался, и, пребывая в праздничном настроении, он с удовольствием выпил шампанского, которое струилось словно…

— Шампанское, — подсказал сидящий рядом лысеющий мужчина, и они оба громко расхохотались.

Они представились друг другу; Грег вручил ему одну из своих многочисленных визитных карточек, с именем Этана Ричардса из Сакраменто — визитку, которую он недавно получил от настоящего Этана, торговца каменными плитами. С ним он познакомился в холле отеля «Марриотт».

Авель был одет в спортивный пиджак — и глаза его были подведены косметическим карандашом. Когда, после омара и еще некоторого количества шампанского, он предложил пройти в туалет и выкурить на двоих сигарету с марихуаной, Грег согласился… и с интересом наблюдал, как Авель отключил детектор дыма, зажег сигарету и, после того как они выкурили ее, сбросил с себя пиджак, а затем и все остальное.

В течение недели Грег встречался с Авелем по вечерам. Затем, когда его работа подошла к концу, он выкроил время для небольшого развлечения, выражавшегося том, что он посылал на работу Авелю подарки: самые эротические мужские журналы и т. д.

Но Авель, так же как и Тина, был непробиваем.

Вернувшись домой в Лос-Анджелес, Грег продолжал читать в газетах зашифрованные объявления: «ЭТАНУ» — «АВЕЛЬ» СКУЧАЮ ПО ТЕБЕ. СВЯЖИСЬ СО МНОЙ. Его следующая работа снова привела его в Сакраменто, и он наткнулся на Авеля в «Марриотте», так как тот в свое время видел у него спичечный коробок из этого отеля.

И снова Трег поддался течению событий, используя ситуацию для своей пользы. Он позволил Авелю думать, что они снова вместе, дал ему ощущение полета, а затем быстро перекрыл этот поток благодати еще одной плотиной из по-настоящему дьявольских шуток.

Никто не мог сказать, что ему был чужд экспромт.

Последовавший за Днем благодарения четверг был облачным и ненастным: ветер раскачивал уличные фонари и разносил по городу песок, который нельзя было увидеть, но который скрипел на зубах.

Линн открыла замок своей входной двери. Она из последних сил сдерживала свое напряжение. Казалось, каждый день приносил новую тяжесть, не уменьшая уже накопленной. Она все время думала о Греге, о том, что он сделает в следующий раз. Гадала, что думают о ней окружающие.

Анджела советовала ей больше тренироваться. Казалось, она была довольна тем, что Линн начала посещать ее клуб, но слишком активно старалась руководить тем, что там делала Линн. Именно это плюс ее повышенная бдительность по охране покоя Лоуренса привели к тому, что Линн стала избегать ее.

Но она сделала то, что просила Анджела. Бубу ничего не знал о фотографии. Его давление держалось в норме.

Линн закрыла за собой дверь, вывалила на журнальный столик целую охапку почты и опустилась на софу.

Ветер яростно стучался в дверь, ведущую на террасу.

Ей захотелось туда выйти; стихия всегда вызывала у нее желание встретиться с ней лицом к лицу, почувствовать ее на своей коже, посмотреть, что она сделала с портом.

Но она слишком устала.

Она села и принялась просматривать почту. Среди писем и рекламных буклетов ей попался конверт из плотной коричневой бумаги. Она отнесла его на кухню и вскрыла с помощью ножа.

И так и застыла около кухонного стола, не в силах двинуться с места.

Это была та же самая фотография, которую получил каждый работающий на Третьем канале, но в эту были внесены изменения. На месте сосков были красные кровавые дыры. Нож для разделки мяса был воткнут в промежность, и с простыней с голубыми колокольчиками на ковер капала кровь.

Что-то случилось с ее мышцами. Она захотела бросить эту отвратительную фотографию, но не могла. Она продолжала держать ее, не в силах отвести взгляд, прикасаясь к каплям крови…

Неожиданно ее руки снова обрели подвижность Она отшвырнула снимок и наступила на него, втирая сапогами в пол.

На минуту в ней проснулся прагматизм, и она подумала, не уничтожает ли предмет, который может стать уликой для обвинения. Но еще более разумный внутренний голос ответил, что вряд ли ей так повезет.

Снаружи усилился шум ветра, со свистом проносящегося вдоль террас. Этот звук больше уже не был дружелюбным и очаровывающим.

Она постаралась подавить в себе страх. Если бы не это героическое усилие, она бы уже рыдала.

Но чувство паники не оставляло ее.

Лучше всего будет позвонить Майку.