Эрик Ластбадер - Кайсё

В один из таких дней, когда солнце, казалось, было готово растопить обнаженное тело До Дука, Ао подстроил ловушку на крокодила и «оседлал» его — мальчик с гипнотическим ужасом наблюдал, как старик заставил того разжать пасть и вставил в нее распорку из куска очищенной от коры ветки, — жуткое чудовище стало почти безопасным.

Затем Ао усадил на спину крокодила До Дука, заставив его вцепиться ладонями в бронированную шею этой гадины. Душа До Дука ушла в пятки, биение сердца, подобно ударам грома, сотрясало грудь, пульсация крови разрывала барабанные перепонки. И вдруг, неожиданно, без всякого предупреждения, Ао подтолкнул его еще вперед, так что голова До Дука оказалась вровень с мордой крокодила. Отвратительные глаза рептилии смотрели прямо на него.

Зачем Ао сделал это? Даже сейчас, отчетливо вспоминая этот момент. До Дук не смог бы ответить на вопрос. Догадки, конечно же, были: лишний раз напомнить, что, не найдя себя среди людей, не исключен вариант обрести свое "я" среди диких зверей.

Другие бы ужаснулись этому предположению, но только не До Дук. Он был единственным свидетелем того, как Ао вонзил нож в мозг крокодила, как раз между глаз, которые за несколько минут до этого разглядывали До Дука если и не с особым любопытством, то, по крайней мере, с интересом.

В ночь того же дня, наблюдая за тризной племени, наслаждавшегося жареным мясом убитого крокодила, которое До Дук помогал Ао отделять от костей, он вновь ощутил видение ауры и вспомнил того какаду, его почти человеческий крик, будто он сам душил его своими окровавленными в требухе крокодила руками.

И с тех пор как он впервые очутился у нунги, этот неистовый крик птицы стал значить для него больше, чем заслуженное и почти желаемое наказание от его наставника.

Именно в этот момент До Дук явственно ощутил чувство греха, но не того греха, о котором безапелляционно, с каким-то истовым усердием толковали миссионеры — ненавистные его сердцу католики, — а греха перед самой матерью-природой. Не в их глазах, а в красном свете зрачков какаду До Дук узрел ореол страсти, какое-то внеземное сияние и упоение собственным грехом.

И даже когда старейшины окончательно признали его своим и он сам обрел статус шамана, крик этой птицы не давал ему покоя, выворачивая сердце наизнанку.

По собственной инициативе он вызвался поймать и убить крокодила, как это сделал Ао тринадцать месяцев назад, — возражений не последовало. Ему предстояло разделать тушу и принести окровавленные куски мяса, чтобы все — старые и молодые — смогли убедиться в его силе.

Как ему и было предписано, До Дук вышел на охоту один. Крокодила он обнаружил довольно быстро — огромная туша, подобная стволу срубленного гигантского дерева, отдыхала в тихих водах реки Сонгба. Вряд ли кто-либо решился перешагнуть этот естественный барьер, чтобы перебраться на противоположный берег.

Сила и спокойствие: именно эта мысль, подумал До Дук, приходила ему в голову, когда кричал какаду, будто птица имела власть над его сознанием. Способен ли человек, будь то шаман или священник, властвовать над волей себе подобного? Нет.

Вместо того чтобы вонзить нож в крокодила. До Дук, что-то ласково наговаривая, взобрался ему на спину и заглянул в его подернутые красной пеленой глаза — сразу вспомнился первый урок Ао. По мутным водам речонки он плыл на шее чудовища, пока не увидел на берегу миссионеров, вдалбливающих в местных жителей — обитателей низин католические истины о Боге, Дьяволе, адском огне и всеобщем проклятии. Эти миссионеры почти не обращали внимания на своих слушателей, на окружающие их леса и первобытные дебри. Их сознание витало в Риме, и нигде, кроме Рима.

Один из них, прервав тираду, спустился к илистому бережку, чтобы окунуться и немного освежиться, — крокодил моментально рванулся вперед и, ухватив его за колено, потащил вниз по течению. Чтобы прекратить крики служителя Бога, До Дук заколол его; затем освежевал миссионера, отделил мясо от костей — крокодил терпеливо наблюдал за всей этой процедурой, когда же дело было закончено, зеленое чудовище нырнуло в воду, вышвырнув До Дука с его добычей на берег.

Какая-то неведомая энергия вливалась в старейшин племени, когда они пировали, наслаждаясь человечиной, которую им торжественно вручил До Дук. В его же ушах продолжал эхом отдаваться крик какаду, и он, улыбаясь, вместе со всеми хватал руками сочное ароматное жареное мясо.

— Я бы мог убить вас обоих, — отрезал Мик Леонфорте. — Возможно, мне и следовало именно так поступить.