Эрик Ластбадер - Кайсё

Нанги продолжал размышления во время всего своего долгого пути. Исходя из предположения, что «Авалон Лтд» не является тем, за что она себя выдает, самым неотложным вопросом остановился не тот, что представляет собой эта компания, а тот, почему его навели на нее. Таинственный человек, который назвался братом Винсента Тяня, когда пришел забирать его труп, заявил, что «Авалон Лтд» это его компания. Зачем? Почему было не назвать какую-либо совершенно фиктивную корпорацию, поиски которой неизбежно завели бы в тупик? Так, без сомнения, сделал бы сам Нанги на месте этого человека. Почему тот не поступил подобным образом?

Лица молоденьких манекенщиц и популярных звезд с платиновыми волосами, высокие здания, оживленная торговля безалкогольными напитками и косметикой. Реальность расчленялась на части и собиралась вновь, но уже в совершенно другом порядке.

Звучание в его ухе снова изменило тональность, и Нанги свернул с бульвара в цепочку улиц, которые становились все уже и уже, темнее и беднее. По краям дороги валялись отбросы. Рыжие псы с выступающими под кожей ребрами рыскали в зловещей темноте в поисках чего-либо съестного.

Кто-то хотел, чтобы Нанги связал «Авалон Лтд» со смертью Тиня и направил свои поиски в определенном направлении. Было это правильное направление или же ложное, предназначенное для того, чтобы скрыть истинные обстоятельства убийства Тиня?

Нанги чувствовал через опущенное стекло запах реки Сумида, смесь соли и разложения, — запах, присущий району, давно прошедшему через свои лучшие времена. Безликие бетонные дома, заброшенные и взорванные за одну неделю, уступали место складам со стенами без окон, напоминающим угрюмых рептилий, спящих под рогатым месяцем. Причудливые машины строительных компаний прижимались к земле, как уродливые звери, в своих временных пристанищах, сделанных из металлических балок и перекрытий.

Слишком много вопросов остается без ответов, думал Нанги, а у него только один путь к этой загадке и тот, в лучшем случае, неопределенный. Сигнал в его ушной раковине превратился почти в вопль. Он затормозил и медленно пополз. Еще задолго до этого он выключил фары и обходился уличным освещением, кроме того, ему помогало ориентироваться зарево, которое разливалось над всем городом.

Через промежуток между зданиями он видел Сумиду. Лунный свет серебрил ее волнистую поверхность, танцевал на бурунах, отходивших от проплывавшей баржи, как струны на кото.

Затем, по мере его движения, эта мерцающая картина исчезла в темноте и вони разлагающихся отбросов. Сигнал в ухе стал похожим на глухой крик. Он остановил машину. Дальше в этом же блоке домов он увидел, как отключили свет в старом автомобиле. Он был припаркован перед зданием, которое, как ни странно, оказалось частным домом, втиснутым между двумя огромными складами.

Нанги продолжал сидеть тихо, скрытый темнотой. Из припаркованной машины вышла Сэйко. Она быстро вбежала по ступенькам и торопливо постучала в дверь, которую почти тут же открыла старая женщина, одетая в традиционное кимоно. Ее черные волосы были аккуратно зачесаны вверх и заколоты длинными булавками. Бросив быстрый осторожный взгляд вокруг, Сэйко переступила порог и закрыла за собой дверь.

Нанги вытащил из уха миниатюрный приемник, открыл резную голову дракона на своей трости и опустил его в пустое отверстие. Другая часть аппарата — передатчик — была спрятана в филиграни серебряной коробочки для таблеток, которую Нанги дал Сэйко в машине при возвращении в контору после похорон Жюстины.

Почему он стал относиться к Сэйко с подозрением? Было бы не по-христиански сомневаться в ее мотивах только потому, что она пробыла так долго во Вьетнаме, имела пылкие отношения с одним вьетнамским делягой. Это было бы равносильно тому, как если бы Нанги уступил японскому предубеждению против других, так называемых «меньших» азиатских культур, которые японцы в былые времена стремились подчинить себе. Этот вид предубежденности глубоко сидит в психике японцев. Как сторонники, так и критики рассматривали это предубеждение как результат различий в культурном развитии. Нанги же полагал, что оно скорее вызывается условиями островной страны с бедными естественными ресурсами, когда жители ее для своего существования должны зависеть от других стран азиатского континента и, следовательно, могут оказаться в их власти.

Нанги было больно от сознания, что у него могли появиться нехристианские мысли, хотя он и понимал, что осознание этих ошибок лишь подтверждало его гуманность.