Эрик Ластбадер - Цзян

Прошло несколько минут, прежде чем ее взгляд прояснился, и она увидела, на что смотрит. Пузырек со снотворным.

Прихватив его с собой, она вернулась в спальню и высыпала все таблетки в бутылку со старкой, которую Лантин всегда держал на столике возле кровати. Все двадцать штук.

Как завороженная, она смотрела, как таблетки медленно растворяются в алкоголе. Скоро от них и следа не осталось. Бутылка была заполнена меньше чем наполовину. Даниэла прикинула, какая концентрация у нее получилась. Примерно такая, какую люди делают, когда хотят отравиться. Почти.

Было так больно сидеть на жестком обеденном стуле, когда они ужинали, что Даниэла кусала губу, чтобы не расплакаться. Лантин этого не замечал, а, может быть, и замечал, но воздерживался от комментариев. Он с ней разговаривал, будто ничего такого не произошло.

Ложась спать, он, по привычке, плеснул в стакан немного старки и выпил. В кромешной тьме Даниэла ждала, когда лекарство подействует. Ощущать его рядом с собой было так страшно и так противно, что у нее мурашки на теле высыпали. Это было все равно, что лежать в кровати рядом с медведем или с гиеной, которые, хоть и достаточно одомашнены, но могут в любой момент шарахнуть лапой.

Наконец она не выдержала.

— Юрий? — позвала она. Потом немного погромче: — Юрий?

Ответа не последовало.

Она повернулась к нему. Он лежал на спине и в темноте его профиль четко вырисовывался на фоне стены. Дьявол! - подумала она, вздрогнув.

Сжав кулак, она ткнула его под ребра. Потом ударила с оттяжкой по лицу. Никакой реакции.

Тогда она перелезла через его неподвижное тело и стащила его с кровати. Времени до рассвета не так уж много, - подумала она. — Надо спешить.

Схватив его под мышки, она потащила его через комнату, кряхтя от напряжения. Его ноги волочились по ковру, добавляя веса, пока она не догадалась положить его на пол и, скатав ковер, выдернуть его из-под него.

По полированному паркету тащить стало легче. Медленно двигались они по коридору по направлению к кухне. Даниэла слышала тиканье больших часов в гостиной. Жаркое дыхание вырывалось у нее из открытого рта. Из-за наклонного положения живот снова свело судорогой.

На кухне она открыла дверцу духовки и пустила газ. Подтащив Лантина к плите, сунула его головой в духовку. Зажав рот и нос рукой, повернула газовый кран до отказа.

У нее ушло пятнадцать мучительных минут, чтобы одеться, вломиться в ящик стола, где он держал свой архив, удалить все следы своего присутствия в его доме, включая отпечатки пальцев. К этому времени газ так заполнил помещение, что она почувствовала, что у нее начинаются галлюцинации.

В скольких войнах он участвовал? В войне с Чан Кайши, в войне с капитализмом, в войне с неправильными коммунистами. Но самая трудная война — это война с самим собой.

Как альпинист, измученный долгим восхождением, стоит, окутанный облаками, стоял Чжилинь у окна своей виллы, погруженный в раздумья.

Его тайная жизнь, посвященная йуань-хуаню, протекала в постоянной борьбе. Со стороны казалось, что он неустанно работает над претворением в жизнь предначертаний каждого следующего режима: нажимал на кнопки, тянул за веревочки, заворачивал гайки. Но, несмотря на все его старания, Китай не вылезал из зыбучих песков политической нестабильности, болота стагнации системы производства и распределения и, главное, из пучины хронической неспособности ставить более или менее реалистические долговременные планы и придерживаться их.

Возможно, - думал Чжилинь, — это не столько неспособность, сколько нежелание. После дурацких пятилеток Мао в правительстве не горели желанием вернуться к попыткам жить по плану, хотя необходимость в этом и ощущалась.

Мы просто неповоротливая и неуклюжая нация, - думал Чжилинь с горечью. — Нас слишком много, мы слишком темны и забиты. Наше коммунистическое чванство столкнуло нас в область неэффективной экономики. Наша боязнь «капиталистической заразы» обрекает пас на девственное невежество в вопросах современного бизнеса.

Но у китайцев врожденный талант к бизнесу. Снова и снова Чжилинь вспоминал о том, как хорошо зарекомендовали себя в этом отношении китайцы во всех уголках земного шара. И в большинстве случаев они платят за это дорогую цену. Филиппинским китайцам отказывают в гражданстве, хотя они живут там на протяжении нескольких поколений. В шестидесятые годы тысячи китайцев погибли во время расовых беспорядков в Малайзии и Индонезии именно из-за того, что они занимали ведущие места в деловом мире этих стран.