Эрик Ластбадер - Мико

Он остановился, при виде ее загорелого лица сердце его затрепетало. И он подумал, что Юко принадлежит прошлому, а здесь его будущее.

— Ты хорошо выглядишь!

— Ник! — воскликнула она. — Боже мой! А я и не слышала, как ты вошел! Он улыбнулся.

— Пора бы уже к этому привыкнуть! — Он подошел к ней с серьезным лицом. — Слушай, Жюстин, мне надо тебе что-то сказать.

Но она приложила свою ладонь к его губам.

— Нет, Ник, прошу тебя! Я пролетела тринадцать тысяч миль, чтобы сказать, что я люблю тебя! Я вела себя как вздорная девчонка. Я злилась на тебя, потому что была виновата сама. Это было несправедливо, и я сожалею об этом. Знаю, что обижала тебя, но это потому, что меня саму обижали, хотя это и не может служить оправданием.

Он отвел ее руку и задержал в своей.

— Жюстин...

— Что бы ты ни захотел мне сказать, все это не имеет значения. Разве ты не видишь: ничто не изменит моих чувств к тебе! Ничто не сможет уменьшить мою любовь. Так зачем слова?

Он понимал, что она в конечном счете права. Он хотел было рассказать ей об Акико, о Юко. Ему живо припомнился ее телефонный звонок сразу после свадьбы Сато. Как тесно он был тогда завязан со своим прошлым! Как невероятно трудно было ему пробиться к ней! Он тоже сожалел об этом, но считал, что она об этом уже знает.

Николас притянул ее к себе, и она заметила его перевязанную правую руку.

— Что с тобой случилось! — воскликнула она, беря ее в свои ладони. — Как это произошло?

Он попробовал отшутиться:

— Неосторожно схватился за другую женщину, а у нее был черный пояс каратэ.

Она посмотрела на него испытующе.

— Ты это серьезно? — выдохнула она.

— Сунул нос куда-то, а кому-то не понравилось. Вполне серьезно.

— Когда-нибудь ты мне расскажешь об этом подробнее?

— Жюстин, — мягко проговорил он, пряча лицо в ее волосы, — это не так уж важно.

Она заплакала.

— Ведь тебе было больно! Для меня это важно!

Закрыв глаза, он погладил ее волосы.

— Сейчас уже не больно. Все позади.

Они соединили раскрытые губы, их языки переплелись. Они ощутили жар нарастающей страсти, их будто покрыло теплым облаком.

— О Ник, — прошептала она, — я так счастлива.

Она вспомнила пару влюбленных, стоявшую у самого кратера Халекалы. Теперь и у меня есть то, что у них, радостно подумала она.

Медленно, нежно они начали заново изучать друг друга, и физически, и духовно, будто двое слепых вдруг обрели зрение. Они целовались, словно подростки, у которых эта форма интимности бывает исполнена эмоциональных комплексов и робкого удовольствия, увлекающего их в яркие сети эротики. Поцелуй выражал нечто большее, чем плотская похоть. Жюстин всегда казалось, что в поцелуе передается сердце человека, чего нельзя было сказать о сексе. Вполне можно войти в кого-то или впустить кого-то в себя без поцелуя.

Любовь ожидала ее на его губах, в толчках его горячего языка в ее рту. Сколько же ей пришлось ждать этого мгновения? Она не может сказать наверняка, но ей казалось, что ожидание длилось всю жизнь. Она ожила и почувствовала себя свободной от прошлого. Это было для нее совершенно новым, неизведанным ощущением.

Она упивалась этим чувством, однако в ней произошло столько перемен, что надо было обязательно с ним поделиться.

— Ну и как твои успехи? — спросила она.

— Ты о чем?

— Конечно, о “Томкин индастриз”!

— Ты хочешь сказать, что всерьез интересуешься этим? — скептически спросил он.

— Но ведь это компания моего отца, ею управляет мой будущий муж, разве не так? Мне кажется, я могу рассчитывать на свою долю в успехах или неудачах!

Он улыбнулся, пораженный тем, какое удовольствие доставили ему эти слова.

— Только что Нанги согласился на слияние “Сфинкс Силикон” и “Сато Ниппон мемори”. Но это еще не все. Думаю, что через восемнадцать месяцев, самое большее — через два года, объединение распространится не только на два отделения.

— Ник! — воскликнула она. — Это фантастика! — Она прильнула к нему. — Мой отец гордился бы тобой!

— Я вижу, и тут произошли перемены, — с улыбкой произнес он.

Она кивнула ему в ответ.

— Я многое передумала с момента похорон... Об отце и о себе. От ненависти не осталось и следа. Я теперь думаю, что могла бы оценить его более объективно, различать плохое и хорошее. Очень жаль, что потребовалась его смерть, чтобы я поняла. Мне ужасно хотелось бы рассказать ему все это и увидеть при этом его лицо.

Он погладил ее руку.

— Твой отец был исключительно сильной личностью, Жюстин. Он был очень нужен людям. И неудивительно, что он подавлял своих детей. Важно то, что ты теперь поняла: он не ставил своей целью подавлять тебя и Гелду. Просто он не умел жить по-другому.