Эрик Ластбадер - Мико

На Востоке, однако, где смерть сама по себе ничего не значит, все по-другому. Смерть приходит с быстротой молнии, у духа не остается времени на то, чтобы отозваться.

Древние учения допускают возможность использования тела противника против него же самого. Именно такая смерть предстояла Виктору Проторову.

Именно так Николас по сути дела стал ужасным разящим мечом К. Гордона Минка. Возможно, он знал, для чего его использовали. Однако это не имело для него значения.

В голове у Николаса ничего не было, его дух был чист, как горное озеро после дождя. Большим пальцем левой руки он нажал Проторову на ключицу, сломал ее и, используя как нож, перерезал артерии, поднимающиеся от сердца, словно ветви дерева.

Это было легко. Все было кончено в промежутке между двумя ударами сердца. Долгие годы личных тренировок и тысячи лет накопившегося опыта сделали это убийство простым.

Николас не спешил после этого подниматься. Процесс, задержавший приток крови и остановивший пульс, был чрезвычайно утомителен как физически, так и психически.

Постепенно ток крови восстановился. Температура повысилась, словно закатившееся солнце взошло снова.

Он смотрел на скрюченное тело, лежащее перед ним. Оба они были забрызганы кровью.

Николас не испытывал угрызений совести. Убить живое существо тяжко, но собственное возвращение к жизни, к полноте существования отодвигало в сторону, затушевывало все остальное. Николас был жив, а Виктор Проторов мертв. Николас пролетел на всех ветрах мира, переплыл все моря, озера и реки. Пробрался через леса и прошел через равнины. Пересек степи и пустыни. Не было места на земле, где бы его сейчас не было. Восстановив связь с космосом, он находился в состоянии высшей эйфории.

— Это для Третьего кузена Тока лично, — сказал Нанги, кладя на стол перед Везунчиком Чу шесть тысяч гонконгских долларов. — Я хочу, чтобы ты проявил щедрость, — сказал он, — не забудь подчеркнуть патриотические мотивы. Я хочу, чтобы Третий кузен Ток понял, кто эти люди. В этом случае они получат истинное удовольствие от своего поступка.

Везунчик Чу кивнул.

— Я все понимаю.

— Хорошо, — улыбнулся Нанги.

Он уже посеял кое-какие семена, сделав несколько анонимных звонков в полицию — в Вань-Чай, в центральное управление и в Стенли. Сержантам, которые по подозрениям “Грин Пэнг” работали на коммунистов. На вопрос Нанги Везунчику Чу, почему их не уберут, тот с улыбкой ответил:

— Как это у вас говорят. Лучше знакомый черт, чем незнакомый.

— У тебя хорошо бы пошли дела на Золотой Горе, — сказал Нанги, используя китайское название Америки.

— Возможно, — ответил молодой человек, — но мне не хочется уезжать из колонии. Здесь я сделаю себе состояние.

Нанги в этом не сомневался.

Теперь, когда на Гонконг опустилась бархатная пелена тумана, он встал и сказал:

— Я проголодался. Поужинаем?

Везунчик Чу кивнул:

— Куда хотите пойти?

— Туда, где есть настоящая китайская кухня. На твое усмотрение.

Молодой человек посмотрел на него, едва заметно поклонился и сказал:

— Сюда, пожалуйста.

Везунчик Чу повез его за город, на север, к новым территориям. Скоро они подъехали к границе с Китаем, домов стало меньше, появились хижины. Голые дети бегали по грязным улицам. Собаки сердито лаяли и грызлись среди куч мусора.

Припарковав машину, они пересекли подобие центральной площади и свернули на чрезвычайно узкую улицу.

— Мы пойдем в тот ресторан, — указал подбородком китаец, — он считается лучшим в Гонконге.

Они вышли на рыночную площадь. Нанги увидел, что она держалась на длинных сваях. Он увидел воду, привязанные рыбачьи лодки, их владельцы готовились к утреннему лову.

Проходя мимо рядов. Везунчик Чу сказал:

— Обычно рыбаки привозят не только рыбу. Сейчас туман и не видно, что здесь совсем недалеко до Китая. Оттуда перебегают постоянно.

На рынке торговали только рыбой. Особые баки были наполнены морской водой, в которой плавали большие, средние и мелкие рыбы, крабы, креветки.

— Что вы предпочитаете?

— Мы в Китае, выбирать должен китаец.

Везунчик Чу очень серьезно отнесся к возложенной на него ответственности. Он ходил от одного торговца к другому, указывал на одну рыбу здесь, две там. Когда их доставали из бака, он осматривал их, обнюхивал, словно старая женщина, которая хочет убедиться, что выбрала самое лучшее. Затем начинал торговаться, умело, с особой стратегией, что всегда зачаровывало и захватывало китайцев.