Эрик Ластбадер - Мико

— Естественно, бывают моменты боли, страдания, иногда гнева, но это ненадолго, на день или два. Потом они исчезают, как снег под лучами весеннего солнца.

— Я имею в виду совсем другое. — Сато покачал головой, втянутой в плечи. — Опыт в этом деле ничего не значит. Чувствовали ли вы себя, Линнер-сан, когда-нибудь пленником любви? Как будто вы любите вопреки желанию, а не вследствие него. Вы должны это понимать. — Сато рывком убрал руку, и Николас увидел, что вместе с ней исчезла со стола и тонкая фарфоровая чашечка. — Как будто некое жестокое сердце наложило на вас заклятье, понимаете?

В вечерних сумерках Лью Кроукер сидел, ссутулившись, в автомобиле, добравшись до западной части Флориды. Мимо него проносились машины — вереница малиновых огней, подобных светящимся любопытством глазам. Аликс только что ушла отдохнуть и перекусить в придорожное кафе. Кроукер ощущал вибрацию шоссе, как будто был его частью. Позади осталась река Саванна, впереди расстилались Джорджия, потом Южная Каролина, потом Северная и так далее. Шоссе уходило на северо-запад.

Последний раз они ели в Джексонвиле. Ему не хотелось останавливаться в маленьких городах, чтобы не оставлять следов для тех, кто, возможно, вел за ними слежку. Только большие города имеют свойство проглатывать приезжих, не обращая на них никакого внимания. Аликс хотела, чтобы они прекратили эту бешеную гонку сразу, как только пересекли границу Флориды. Но Кроукер продолжал давить на газ. Она думала, что он делает это из простого упрямства, а ему не хотелось рассказывать ей о том, что он обнаружил в “форде-седане” Красного монстра. О шифровальных передатчиках “Феникс” он раньше только читал. При виде него у Кроукера отвалилась челюсть. Он не мог себе представить, чтобы кто-нибудь из нанятых Рафаэлем Томкиным ищеек умел пользоваться “Фениксом”, уж не говоря о том, чтобы возить его с собой в машине.

Передатчик был совершенно новый, он автоматически превращал человеческую речь в зашифрованный текст. Код передавался по рации с очень большой скоростью, что исключало возможность расшифровки и подслушивания.

Сейчас, встречая в одиночестве наступающую ночь в Джорджии, оставив позади бесконечные мили, которые все еще напоминали о себе противным дребезжанием, Кроукер снова и снова размышлял о своей навязчивой мысли, завладевшей им после убийства Анджелы Дидион. Он бросил работу, друзей... и женщину, которую был готов полюбить. Все его существо было поглощено этой мыслью. Во имя чего?

Во имя мести Рафаэлю Томкину. Вопреки очевидности, Кроукер все еще был убежден, что Анджелу Дидион убил этот промышленник. Как и почему — это требовалось выяснить. Но теперь у него был ключ. Аликс Логан — единственный свидетель — вопреки всякой логике была все еще жива. Снова и снова он спрашивал себя почему? По всем правилам игры она должна быть сейчас мертвее мертвого. Он увидел ее, появившуюся в дверном проеме кафе, и завел мотор. Она была жива. И ее ни на шаг не отпускали два этих громилы. Почему? И почему на одном и том же месте. Ведь они, без сомнения, могли запрятать ее куда угодно. От кого они ее охраняли? От Кроукера? Но “Кроукер” был мертв, утонул, так что его даже нельзя было опознать после автомобильной катастрофы. Кто же это подстроил? Томкин?

Кроукер вспомнил Мэтти Мауса, который назвал ему имя и адрес Аликс Логан. За определенную мзду, конечно, но назвал же, черт его побери!

— Подождите здесь. — Кроукер быстро вошел в кафе и набрал номер телефона.

Ответила женщина. Сначала она заявила, что никогда не слышала о Мэтти. Кроукер настаивал. Мэтти рядом нет, и она не знает, где он и когда придет. С тех пор как он вернулся из Аруба, Мэтти появляется редко, отрезала женщина. Кроукер сказал на это, что позвонит еще.

— Поедем, — сказал он, сев за руль и развернув машину в сторону шоссе.

— Я устала, — сказала Аликс, золотая девушка, свернувшись калачиком.

Она была подобна ожившей мечте. Гибкая, светловолосая, прекрасная. Кроукер раньше видел подобных женщин лишь издали, и сейчас ему казалось, что она вот-вот рассеется словно дым. Его даже немного пугало, что видение так долго не исчезает. Он не то чтобы вожделел ее, как Голубой монстр, но допускал, что в его отношении к ней есть элемент сексуального влечения.

Однако больше в его чувстве было опеки и покровительства. Желание уберечь ее от опасности рождало в нем дотоле незнакомую теплоту. Он не стремился затащить ее в постель, его отношение к ней напоминало отношение отца к взрослеющей дочери. Ему приятно было видеть ее наготу, ласкать ее глазами — это наполняло его сердце радостным ощущением.