Вызов в дом Сато не удивил Николаса, получившего его в виде телеграммы, составленной в сдержанных выражениях.
Три убийства, неожиданных и жестоких, были более чем достаточной причиной для этого ночного рандеву. Японцы — люди практичные и в случае необходимости могут пренебречь даже правилами вежливости, если того требуют соображения безопасности.
Но для Николаса это приглашение имело и другой смысл, о котором Сато знать не мог. Оказаться в доме промышленника означало для Николаса снова увидеть Акико, а если повезет, то и поговорить с ней. В его памяти навсегда запечатлелась та затянувшаяся до бесконечности доля секунды, когда малиновый с золотом веер, трепетавший точно цветок в руке Акико, начал опускаться, навсегда изменив его жизнь. Ибо сейчас для него было абсолютно ясно: все, что он делает теперь, после того как увидел лицо Акико, любое решение, которое он принимает, направлено лишь на то, чтобы увидеть ее еще раз.
Его тянуло к ней, как мотылька тянет к пламени свечи, без причины или логики, даже с каким-то странным, глубинным знанием, что это может окончиться катастрофой.
Николас был уже не таким, каким он был в пору их безумной любви с Юко. Тем не менее, угольки того пожара еще тлели в нем. И он знал, что не сможет жить дальше, не сможет следовать своей карме, не разобравшись с этой последней неясностью внутри себя. Вся его жизнь прошла в стремлении преодолеть тьму, пока он не обнаружил, что может преодолеть хаос жизни с помощью боевых искусств.
Это мощное оружие научило его управлять не только физическим естеством, которого он раньше боялся, — ибо это оно лишило его отца и матери, — но также своими духовными силами, пребывавшими до этого в полном смятении. Власть Юко над ним была очевидна. Она общалась с его духом еще до того, как он узнал толком о ее существовании. Ее притяжение обмануло разум, обошло рациональную, ответственную за принятие решений часть его сознания, на которую он привык полагаться. Что-то толкнуло его к ней, и он не знал что. Он испугался и себя, и ее. Но это, как ни странно, лишь усилило его любовь, превратившуюся в черную татуировку на его сердце, которую уже невозможно было вытравить.
Мчась сквозь дождливую токийскую ночь, пронзаемую розовыми и оранжевыми неоновыми огнями, он странным образом ощущал близость Юко. Поверить в это было немыслимо. Что здесь было мечтой и что реальностью? Его тело била дрожь в предчувствии знания, которым он скоро будет обладать.
Но, к его глубокому разочарованию, Сато, в ответ на его вопрос об Акико, сообщил ему, что она все еще на Кюсю, гостит у своей старой тетушки. Он увидел только телохранителя Котэна, настороженно наблюдавшего за ними издали, как хорошо выдрессированный доберман.
Прежде всего — выпивка, а еда потом. Под влиянием Запада вечерний чай у японцев теперь частенько заменяется выпивкой.
Николас считал “Сантори-виски” отвратительным, но он все же выпил, порадовавшись про себя, что нет Алонжа, который наполовину был шотландцем и непременно расстроился бы, увидев, в какую гадость превращен его национальный напиток.
Как это принято у японцев, они говорили обо всем, кроме того, что было у них на уме. Об этом говорить следовало позже. Между прочим Сато упомянул, что Нанги-сан уехал в Гонконг, чтобы заключить важную сделку.
— Не сочтите меня невежей, — сказал на это Николас, — но мне кажется, что Нанги-сан не видит большой пользы в нашем объединении.
— Я вас понимаю, Линнер-сан, — сказал Сато. — Мы с вами сидим и пьем, и это делает нас друзьями. Это связывает нас больше, чем дела. Бизнес не брак, как вам известно. Его успех или неуспех от нас не зависит. Капризы рынка, экономические факторы, вот что на него влияет прежде всего. — Сато помолчал. — Но и вы должны постараться понять Нанги-сан. Война оставила на нем свой отпечаток, как когти тигра. Каждое утро он просыпается с мыслью, что мы живем с атомом за спиной. Вы понимаете меня? Влияние радиации — это навсегда. У него нет детей, нет семьи из-за этого. По сути дела, у него нет никого, кроме меня.
— Я сожалею о своих словах, Сато-сан, — сказал Николас. Сато взглянул на него, подняв деревянные палочки над дымящейся паром пищей: три вида приготовленной рыбы, сасими, лапша, сваренный на пару рис, огурцы и морские ежи в сладком рисовом уксусе.
— Я в этом не сомневаюсь, — проговорил он наконец. — Вы очень похожи на своего отца, но в вас есть и нечто другое. Эта сторона вашего “я” мне совсем незнакома, — закончил он, продолжая ухаживать за гостем.
Читать дальше