Эрик Ластбадер - Возвращение Борна

— Это вы — государственный служащий, Гарри, — едко проговорил Линдрос. — Если, конечно, еще не забыли об этом.

— А вы — нет?

Внутри Линдроса снова вскипел яд.

— Послушайте, вы, хрен с горы! Я вылеплен из другого теста, нежели все вы, вместе взятые! Моя подготовка...

— Ваша хваленая подготовка не помогла вам поймать Борна, Линдрос! У вас было для этого две великолепных возможности, и вы просрали их обе!

— А что сделали вы, чтобы помочь мне?

Хан внимательно наблюдал за этой ожесточенной перебранкой. Одетый в униформу дорожного рабочего, он ничем не отличался от остальных присутствующих. Его появление и любые перемещения здесь ни у кого не вызывали вопросов. Приблизившись к задней части грузовика, он тщательно осматривал повреждения, нанесенные машине столкновением с другими автомобилями. В этот момент его внимание привлекла тень от железной лестницы, прикрепленной к боковой стене туннеля. Задрав голову, Хан посмотрел наверх, размышляя над тем, куда она ведет. Думал ли над этим вопросом Борн, или он заранее знал ответ? Бросив быстрый взгляд по сторонам, чтобы убедиться в том, что на него никто не смотрит, Хан торопливо вскарабкался по лестнице, оказавшись вне досягаемости полицейских прожекторов — там, где его уже никто не мог видеть. Наткнувшись на люк, он нисколько не удивился тому, что засов оказался открытым. Толкнув крышку люка, он выбрался наружу.

Очутившись на площади Вашингтона, расположенной на возвышавшемся над городом холме, откуда можно было беспрепятственно озирать окрестности, Хан стал медленно поворачиваться по часовой стрелке, не пропуская ни одной мелочи. Постепенно усиливающийся ветер обвевал его лицо. Небо продолжало темнеть, откуда-то доносились приглушенные раскаты грома, словно далекая пока еще гроза вела артподготовку перед тем, как нанести решающий удар по широким, спроектированным в европейском стиле городским улицам. На запад протянулись бульвар Рок-Крик, шоссе Уайтхерст и Джорджтаун, в северной стороне города возвышались современные здания так называемого Гостиного ряда: отели «AHA», «Гранд», «Парк Хайатт» и «Мэрриотт», а чуть ниже — «Рок-Крик». На востоке расположились Ки-стрит, тянувшаяся через площадь Макферсона, и парк Франклина. На юге простиралась Туманная Долина, поглотившая Университет Джорджа Вашингтона и массивное монолитное здание Государственного департамента. Дальше, где русло Потомака делало изгиб к востоку, расширяясь и впадая в полноводное озеро Тайдал-Бэйсин, Хан увидел в небе серебряный крест самолета. Казалось, он застыл без движения, сверкая, как зеркало, и отражая последние солнечные лучи уходящего дня, пойманный ими высоко над толщей облаков перед тем, как пойти на посадку в сторону Национального аэропорта Вашингтона.

Ноздри Хана расширились, словно он уловил запах своей жертвы. Именно туда, в аэропорт, направился Борн. Хан не сомневался в этом, поскольку окажись он на месте Борна, то поступил бы точно так же.

Мрачные размышления о том, что Дэвид Уэбб и Джейсон Борн оказались одним и тем же человеком, не покидали Хана с того самого момента, когда он узнал об этом, подслушав разговор подчиненных Линдроса. Сама мысль, что они с Борном работают на одном поле, причиняла боль, потрясала основы мироздания, являясь нарушением всех тех убеждений, которые Хан таким трудом и кровью выстроил для себя. Он сам, без чьей-либо помощи вырвался из душного кошмара джунглей! То, что ему удалось выжить в те первые страшные годы, само по себе являлось чудом, но, по крайней мере, те давние дни принадлежали ему — ему одному! И обнаружить теперь, что он, еще вчера солист и звезда этой сцены, возведенной им лишь для себя, вынужден делить ее с другим, да не просто с кем-то, а с Дэвидом Уэббом, представлялось ему невыносимо жестокой и несправедливой шуткой судьбы. Это неправильно! Это необходимо исправить, и чем раньше, тем лучше! Теперь Хану не терпелось встретиться с Борном лицом к лицу, выложить ему всю правду и, глядя в его глаза, наблюдать, как страшное разоблачение уничтожит его изнутри одновременно с тем, как Хан лишит его жизни снаружи.

Борн стоял под сводами из стекла и полированного металла. Эти хоромы носили гордое название Зал международных вылетов Национального аэропорта Вашингтона. Как и в любом крупном аэропорту, здесь царил настоящий бедлам: бизнесмены с ноутбуками и кожаными атташе-кейсами, семьи, отягощенные бесчисленными чемоданами, дети с куклами Микки-Маусов, Пауэр-Рейнджеров и плюшевыми мишками, торчащими из рюкзаков за их плечами, старики в креслах-каталках, группа мормонов, отправляющихся в какую-то из стран третьего мира, чтобы обращать в свою веру тамошних жителей, держащиеся за руки влюбленные с билетами на райские острова. Но, несмотря на толпы народа, в аэропорту царила некая труднообъяснимая пустота. По крайней мере, для Борна, который видел перед собой лишь пустые лестницы. Это было своеобразное внутреннее зрение — инстинктивная защитная реакция человеческого организма на убийственную скуку.