Эрик Ластбадер - Возвращение Борна

Так кто же этот таинственный враг? Единственным человеком, имя которого имелось в распоряжении Борна, был некто Степан Спалко — всемирно известный филантроп. И вместе с тем, по словам Хана, именно Спалко приказал застрелить Алекса и Мо, заманил в ловушку Борна, выставив его в качестве убийцы. Разумеется, существует вероятность того, что Хан солгал. Если ему по каким-то своим причинам необходимо добраться до Спалко, с какой стати он станет раскрывать их перед Борном?

Хан!

От одной лишь мысли о нем Борна захлестнула горячая волна самых разнообразных чувств. Приложив внутреннее усилие, он выделил среди них ярость в адрес собственного правительства. Все это время чиновники лгали ему — тайно сговорившись, устроили дымовую завесу, чтобы он не узнал правду. С какой целью? Что именно они пытались скрыть? Может быть, они полагали, что Джошуа остался жив? Но почему в таком случае не сказали об этом ему? Какую цель они преследовали?

Борн прижал ладони к вискам. С его зрением что-то случилось: предметы, которые только что были рядом, теперь виделись словно издалека. Борну показалось, что он теряет рассудок. С невнятным криком он сбросил с себя одеяло, вскочил и, не обращая внимания на боль, пронзившую бок, кинулся туда, где, спрятанный под курткой, лежал его керамический пистолет. В отличие от стального оружия, тяжесть которого обычно придавала чувство уверенности, этот был легким, как перышко. Борн крепко ухватил его рукоятку, положил палец на скобу спускового крючка и долго смотрел на пистолет. Как будто одной лишь силой воли он, подобно заклинателю змей, мог вызвать на свет божий чиновников, засевших в глубоких подвалах военного ведомства, решивших утаить от него тот факт, что они так и не нашли тело Джошуа, решивших, что проще всего объявить мальчика погибшим, хотя на самом деле они сами не знали, жив он или мертв.

Медленно вернулась боль — целая вселенная боли, взрывавшаяся внутри его с каждым новым вдохом. Она заставила Борна опуститься на диван, после чего он снова натянул на себя пуховое одеяло. И в тишине пустой квартиры опять вернулась непрошеная мысль: а вдруг Хан говорил правду? Вдруг он и Джошуа — действительно одно и то же лицо? А страшный ответ на этот непроизнесенный вопрос мог быть только одним: в таком случае его выживший сын превратился в убийцу, безжалостного подонка, лишенного совести, чувства вины и вообще каких-либо человеческих эмоций.

Джейсон Борн откинул голову на подушку. Он находился на грани слез — пожалуй, во второй раз с тех пор, как Алекс Конклин создал его несколько десятилетий назад.

Когда Кевину Макколлу позвонили, чтобы передать приказ об уничтожении Борна, он лежал на Илоне, молодой венгерской женщине — незакомплексованной и физически развитой. С помощью своих ног она умела вытворять просто умопомрачительные вещи и в данный момент проделывала именно это.

Макколл с Илоной находились в турецких банях «Кирали» на улице Фё. Была суббота — день донесений, когда женщина докладывала ему обо всем, что ей удалось разузнать в течение недели. Совмещение служебных дел с плотскими утехами возбуждало его еще больше. Как и любой другой в его положении, он очень быстро научился жить по ту сторону закона, более того, стал считать, что законом является он сам.

С раздраженным ворчанием Макколл слез с женщины и поднес к уху сотовый телефон. Не ответить на звонок он не имел права, поскольку по этому телефону могли звонить лишь с одной целью: отдать очередной приказ. Не произнося ни слова, он слушал звучавший на другом конце линии голос Директора. Нужно идти. Приказ был срочным, цель находилась в пределах досягаемости.

Тоскливо поглядев на блестящее от пота тело Илоны, залитое янтарным светом, отражавшимся в мозаичных плитках, он принялся одеваться. Макколл был огромным мужчиной со сложением футбольного нападающего со Среднего Запада и с непроницаемым, лишенным всяческих эмоций выражением лица. Единственным увлечением Макколла являлась тяжелая атлетика, и по его телу это было сразу заметно: мышцы Кевина перекатывались при каждом движении.

— Я не успела кончить, — проговорила Илона, пожирая его своими большими темными глазами.

— Я тоже, — лаконично ответил Макколл и вышел, оставив женщину в одиночестве.

На бетоне международного аэропорта имени Нельсона в Найроби стояли два реактивных самолета. На хвосте и фюзеляже каждого из них красовались эмблемы «Гуманистов без границ». На одном из них из Будапешта прилетел Спалко и сейчас этим же бортом должен был отбыть обратно вместе с передовой группой «Гуманистов», прибывших в Найроби раньше его. Второй самолет должен был доставить Зину и Арсенова в Исландию, где им предстояло встретиться с остальными членами своей террористической группы, направлявшимися туда из Чечни через Финляндию.