Эрик Ластбадер - Французский поцелуй

И вот теперь он истекает кровью в этой вонючей воронке, а Крис, этот трус, презревший и долг перед страной, и ответственность перед семьей, впитывает в себя солнце и дышит любовью. Как бы Терри хотел сейчас очутиться на его месте!

Во рту горький привкус. Волна омерзения к самому себе накатила и отхлынула. Гораздо лучше, решает он, умереть в самом деле, чем лежать, умирая от страха. Он включает передатчик и взывает о помощи.

— Нэнтакет, Нэнтакет, я — Пекод! [9] Мы попали в передрягу! Понесли тяжелые потери! Вызвольте нас отсюда к чертовой матери! — и кашляет с кровью, хотя и знает, что этот кашель услышат чарли. Ну и черт с ними, пусть слышат! Отвращение, которое он сейчас испытывает к чувству страха, пересиливает всякий страх.

Давно в стране?

Это зависит от того, чем измерять время.

Так ответил на его вопрос Вергилий. И теперь Терри в самом деле понял, что тот имел в виду. Понял, в полной мере, когда полз назад, к Муну, — медленно, мучительно, под покровом ночи, стонущей от москитов, огромных, как пиявки. Всем хочется его крови, а у него ее и так мало — каплю за каплей он ее теряет в этой зловонной земле.

Где-то там, в звенящей тьме, притаился чарли, терпеливый, как Будда, злобный, как аспид. Но это не пугает теперь Терри. Он просто знает, что чарли там, как непременная часть пейзажа, — как вот те обугленные деревья, как эта искорёженная земля. От чарли не уйдешь, и Терри понимает, что если вертушка не прилетит за ним с Муном через ближайшие пять минут, им крышка прямо сейчас или, что еще хуже, они будут долго умирать в клетке у чарли, — за рекой Стикс, в самом пекле ада.

Он находит Муна, тащит его на себе через грязь, боль искрит где-то за глазными яблоками, в самом мозгу. Глаза Муна закрыты, но у Терри не хватает энергии даже проверить, жив ли он еще.

Он прислушивается к ночи, к стрекотанию насекомых, к брачным песням древесных лягушек, стараясь уловить за ними какой-нибудь знак, что чарли приближаются к ним. Терри еще не готов встретиться с чарли, но он не готов и к смерти.

Открывает глаза, зовет:

— Мун, ты меня слышишь? Мун? — Слабый бриз доносит до них запах гниющих растений, разлагающихся человеческих тел. Эдак его заживо съедят эти паразиты. — Очнись, Мун.

Мун открывает глаза, шевелится.

— Это ты, Мясник? — спрашивает он. — Или это Равана? — Голос у него хриплый и какой-то шершавый.

— Я связался с вертолетом по радио. Скоро нас отсюда вызволят.

— Нет, это Мясник, — говорит Мун со вздохом. — Значит, я еще живой. — Он вскрикивает, потому что Терри потрогал его рану.

— Извини, приятель, — говорит Терри. — Но надо было проверить. Кровотечение, вроде, прекратилось. — Во всяком случае, на время, добавляет он про себя. Где эта чертова вертушка?

— Я слышал взрыв, — шепчет Мун. — Или это мне приснилось?

— Это я отправил чарли в страну вечного сна, — отвечает Терри.

— Как?

— С гранатой в штанах.

— Он здесь был не один, Мясник, — говорит Мун. — Я чую их носом.

— Мы отсюда скоро смотаемся, — опасливо озираясь, говорит Терри. — И зачешись они здесь все!

— А если вертушка не прилетит?

— Как так не прилетит? Она уже на подходе.

Равана тоже на подходе. Интересно, кто доберется до нас первым?

— Равана? Кто такой этот Равана?

Мун поворачивается к Терри.

— Я исповедую Теравадан-Буддизм, Мясник. — Терри ясно видит боль, написанную на его лице. — Равана это главный демон в нашей религии.

— И велико ли могущество этого вашего дьявола?

— Весьма велико, — серьезно ответил Мун. — Он может даже самого Будду оторвать от медитации.

— Ну тогда, если он нацелился на нас, — сказал Терри, — надеюсь, что вертушка прибудет сюда первой.

— Но может и опоздать. Мясник, — сказал Мун. — На этот случай нам надо сделать приготовления.

Терри знаком призвал его к молчанию. Он услыхал что-то — но что? Крадущиеся шаги, короткую передышку в брачном танце древесной лягушки? Или и то, и другое вместе? Трудно сказать, потому что нельзя в такие минуты доверять своим органам чувств. Физическая боль, как и паника, может искажать реальность, отвлекать ваше внимание от одного, подавлять другое. Это опасное состояние в любое время, а в боевой обстановке — смертельное.

Терри проверил свой АК-47, вставил новый магазин. Жаль, что он лишен мобильности. Это создает ощущение бессилия, уязвимости. И, конечно, он не хочет стрелять без особой необходимости: это выдаст их местонахождение.

— Что это было? — спросил Мун некоторое время спустя.