— Ты всегда славился умением давать уклончивые ответы, — заметила она. — Но я — член семьи. Меня такие ответы удовлетворить не могут.
— Терри нет в живых, — сказал Мун. — Духам тоже требуется отдых. — По этим словам Сутан поняла, что ее двоюродный брат не хочет обсуждать ее покойного возлюбленного.
— Я должна знать, Мун. Мне необходимо знать.
— Он умер в церкви, — сказал Мун. — И я вот думаю, не сделало ли это его смерть ужасной для него вдвойне.
Сутан закрыла глаза, и ей показалось, что все ее душа содрогнулась. — Пусть Терри убили, но любовь моя к нему осталась. Что еще осталось? Еще многое, не так ли?
Мун смотрел на нее все с тем же выражением Будды на лице.
— Просвети и ты меня, в таком случае, — попросил он.
Сутан глубоко вздохнула и сообщила ему, что она обнаружила, вернувшись домой, что кто-то обыскивал ее квартиру. И еще кто-то наблюдал за ней, притаившись в подъезде дома напротив.
Рассказывая об этом, она заметила, что лицо ее кузена внезапно изменилось. Оно уже не было, как прежде, полусонным, отрешенным от жизни. Он выпрямился в кресле и даже вперед подался, весь внимание.
— Ты уверена в том, что ничего, кроме того предмета из нижнего белья, не пропало? — спросил он, когда Сутан закончила. — Абсолютно уверена?
— Абсолютно. И еще, зачем тогда продолжать за мной наблюдение? Если он нашел то, что искал, то должен был бы отстать.
Напряжение Муна заметно спало, и Сутан, заметив это, спросила:
— Значит, ты знаешь, что он искал?
— Не знаю, — ответил Мун, но она не очень-то поверила ему. Что он скрывает от нее? Она пришла сюда, ища успокоения, а вместо этого — новые волнения.
Сутан неотрывно смотрела на двоюродного брата. Хотя было очевидно, что он ей не доверяет, она решила довериться ему до конца. Достала открытку, которую Терри перед смертью написал Крису, и протянула Муну. Пока тот читал ее, все пыталась понять по выражению его лица, какое впечатление это послание произвело на него. — Скажи на милость, что бы это могло значить?
Он поднял глаза.
— Зачем ты мне ее показала? — А на лице все то же отсутствующее выражение.
— Прекрати! — крикнула она и вырвала из его руки открытку. С ума сойти можно, все та же каменная стена вместо участия! — Я понимаю, тебе кажется, что ты спасаешь меня, — с горечью сказала она.
— Да, спасаю. От тебя самой.
— Не надо! — бросила она. Вот этого она боялась больше всего. — Я не хочу ворошить это!.. Я же тебя не раз предупреждала.
Мун ничего не ответил, и даже не пошевелился. Золотой луч солнца соскользнул с высоких склонов и залил их дворик, бросив змеевидные тени вдоль каменных порталов, в глубину виллы.
— Оно само придет, — молвил, наконец, Мун. — Всегда приходит.
— Я запрещаю! — крикнула Сутан.
— Ты же сама сказала, — Мун поднял руки с коленей, будто пытаясь поймать ускользающий свет, — что пришла сюда, чтобы я рассказал тебе о твоих тайнах, и, тем не менее, запрещаешь мне даже намекать на последствия подобных тайн. Человек не живет в вакууме, Сутан. Ты должна отдавать себе в этом отчет. Ты, такая, какая ты есть. — Голос Муна гулко отдавался среди миндальных деревьев, зарослей мимозы, шиповника.
— Ты имеешь в виду, какой я стала. — Сутан смотрела на каменистый склон, утонувший в прохладной тени оливковых деревьев. Лицо ее удивительным образом переменилось, будто тоже окаменев. Но вместе с тем, в нем появилось удивительное спокойствие. — Ты же сам был моим учителем.
— То были лихие времена, — возразил Мун. — Я хотел спасти тебя от моих врагов. Но получилось так, что ты стала тем, кем быть для тебя — мучение.
Какое-то время я молчала, глядя, как последние солнечные лучи просачиваются сквозь древние камни. Наконец, спросила. — Ты думал, что я попытаюсь убить себя после смерти Терри?
— Должен признать, такая мысль не раз посещала меня.
— Понятно. Но, видишь ли, во мне на сей раз бушевало горе, а не ненависть к себе самой. И вызвано это чувство было не тем, что я кого-то убила.
— Ты убила тогда, чтобы спасти мне жизнь, — напомнил Мун. — Как можно ненавидеть себя за это?
— Я убила, и точка, — отрезала она. — Во мне дремлют силы, которых я не понимаю. Их передал мне ты.
— Они у нас обоих с рождения, — возразил Мун. — Ты думаешь, что ты другая, потому что твой отец — француз? Мы — одна семья. Мы друг для друга — все. И это главное.
Она склонила голову набок. — И Терри изменил все это?
— Я любил Терри, — ответил Мун, задумчиво глядя на воду в фонтане. — Мы были ближе друг другу, чем братья.
Читать дальше