Эрик Ластбадер - Черный клинок

- Давай, давай, ври дальше. Не думаешь ли, что у меня нет друзей в канцелярии?

Он искренне удивился:

- Ты хочешь сказать, что все это время знала...

- Что наша первая встреча была подстроена? - Она согласно кивнула головой.

- И ты ни словечка не сказала об этом?

- Мне казалось, так слаще. - Она снова ласково поцеловала его. - И ужасно романтично. Кроме того, мне не хотелось разрушать твоих иллюзий.

- А я-то думал, вот, мол, какой я умник.

В ответ она снова рассмеялась:

- И не надо было показывать полицейский жетон.

Люди склонны долго помнить эту штуку, особенно в университетских городках.

Вулф лишь хмыкнул в ответ, но она отлично поняла, что он учел информацию и отложил ее в своей великолепной памяти. Тогда она снова улыбнулась, но отнюдь не ласково, и сказала:

- Мужчины - они все такие тщеславные. Одни воображают, будто мир вертится вокруг них, а смысл жизни в том, чтобы им управлять.

- Но я-то не хочу этого.

Аманда, положив ладони ему на грудь, наклонилась почти вплотную к его лицу:

- А чем хочешь управлять ты?

- Почему, собственно, я должен хотеть управлять чем-то?

- Потому, дорогой, что для мужчин это самое важное и самое опасное занятие.

- А чего больше всего боятся женщины?

- Ну, это простой вопрос, - заметила Аманда. - Возраста.

- Ты все шутишь.

- Вот насчет этого женщины никогда не шутят.

- А я никогда не считал, что над этим вопросом нужно задумываться.

- Ты и не будешь. Для вас, мужчин, так полегче, не правда ли? Вы растете, стареете, и все, что вам нужно, - это высмотреть и подцепить себе молоденькую бабенку. - Она вскинула голову и спросила: - А что происходит с нами?

Вулф, вспомнив своего отца, потрогал ее упругое тело с гладкой, как сатин, кожей и крепкими, как у двадцатилетней девушки, грудями и ответил:

- Ну что ж, скажу: тебе лично беспокоиться не о чем - ты поистине не стареешь.

- Все мы стареем, - сказала она и, продев свои пальцы между его пальцами, продолжала:

- Я больше не молоденькая. Иногда я смотрю на себя в зеркало и удивляюсь: не знаю, может, я чувствую, как из меня как бы струёй вытекают годы, и, может, я точно хочу перегородить и повернуть вспять их течение.

Она опять слабо улыбнулась, но тут же уткнулась ему под мышку. Вулф погладил ее волосы.

- Этого сделать нельзя, Панда, - сказал он, нежно целуя ее. - Никто этого сделать не может.

- Ну что ты так. Я же знаю. Но все же... хочу... нет, желаю стать моложе.

- Может, тебе нужна любовь молодого парня?

- А она у меня уже есть.

- Но я же на три года старше тебя.

Она провела пальцем по его подбородку.

- Вулф, - хрипло сказала она. - Ты же выглядишь великолепным молодым человеком - тебе же больше тридцати не дашь.

- То-то и смешно. Слушай, Панда, время течет для всех. Радуйся, что живешь в наше время. Триста лет назад ты бы в этом возрасте уже давно умерла.

- Вот уж утешил.

Аманда тяжело вздохнула, прикрыв глаза длинными ресницами. Вулфу даже показалось, что его кожи коснулась бабочка. Затем она продолжила мягким тоном:

- И все же прекрасно помечтать о вечной молодости!

Она соскользнула с него и тесно прижалась к его боку:

- А теперь скажи, зачем ты пришел ко мне, когда, по сути дела, должен еще крепко спать?

- Я не хочу спать.

- Знаю. Ты хочешь поговорить.

Какое-то время он лежал и молчал, глядя в потолок. На нем неясно вырисовывались силуэты белых колонн. Это сквозь жалюзи проникал свет. Окна были закрыты, поэтому уличный шум доносился глухо, как приглушенные звуки домашней ссоры из соседней комнаты.

- Панда, скажи, что я делаю со своей жизнью?

Положа ладонь на его сердце, она спросила:

- Какой ответ тебя устроит: практический или философский?

- Может, ни тот ни другой. Думается, сейчас мне нужен метафизический ответ.

- Гм-м, тогда считай себя на коне. Метафизика больше твоя, чем моя стихия.

Он понял, что она этим хотела сказать. Он немало порассказал ей о своем дедушке, поэтому она знала, что в раннем детстве Вулф получил хорошие уроки своеобразной метафизики, хотя, вне всякого сомнения, заумные профессора в этой области из Колумбийского университета ни в коем случае не признали бы ее за свою науку. Она же в метафизике ничего не смыслила, как, впрочем, и родители Вулфа.

- Есть закономерность, по которой все происходит в мире, - медленно стал объяснять Вулф, будто переводил свои мысли с какого-то иностранного языка на английский. - Закономерность, по которой растет дерево, течет река, опадают зимой листья. Но если, к примеру, ты увидишь, что листок сохнет летом, то ты нутром чуешь, что что-то не так.