Барбара Вайн - Сто шесть ступенек в никуда

— Я ее знаю, — высокомерно заявил Айвор. — Встречал на вечеринке у приятеля, и это самая красивая женщина, которую я когда-либо тут видел. Она снимает комнату у моих друзей. — Айвору это явно нравилось. Я не сомневалась, что он сочиняет. Моя уверенность росла вместе с его злобой. — По сравнению с ней любая женщина в этом зале выглядит потрепанной старой шлюхой. — Козетта замерла, словно громом пораженная. Фей тоже была шокирована, и ее лицо превратилось в гротескную маску пьяного изумления, а на меня напал истерический смех, и мне стоило большого труда сдержать его.

— Дочь богов, — сказал Айвор. — Высокая, словно богиня, и белокурая, словно богиня.

— Ты все это выдумал? — Мервин смотрел на него с благоговением.

— Конечно, нет, тупое ничтожество. Я настоящий поэт. Можешь мне поверить, у нее в точности такое лицо, как я описывал, только доведено до совершенства, как будто у остальных… — Он посмотрел на Фей. — Как будто у остальных просто плохие копии, восковые маски. Скандинавское лицо, лицо девушки викингов — «ради которого можно отдать молодость, посвятить ему жизнь, встретить с ним смерть» [34] Цитата из Роберта Броунинга. — и это не мои слова.

Я поняла, что он сильно пьян — впрочем, как и все мы, за исключением Козетты. Что-то словно щелкнуло у меня в мозгу, и я вдруг вспомнила один наш разговор с Козеттой. Посмотрела на нее, пытаясь понять, помнит ли она, но увидела на усталом лице лишь страдание и, возможно, сожаление, словно Козетта подумала о былом покое, лилиях в своем саду и богатом, скучном муже.

— Ее можно представить в «Улыбках летней ночи», [35] Фильм Ингмара Бергмана. — сказал Айвор. — Или в пьесе Стриндберга. [36] Шведский писатель и драматург, основоположник современной шведской литературы и театра.

— Как ее зовут? — вырвалось у меня.

Внезапный вопрос застал его врасплох, и он даже не попытался напустить на себя важный вид.

— Кристин… Фамилии не помню. Они называли ее Крис. А что?

— Ничего, — ответила я. — Это другая девушка. — Я забыла, что полное имя Белл было Кристабель, напрочь забыла.

Теперь все танцевали под гремящую какофонию рока. Гэри спал, уронив голову на стол. Мервин исполнял нечто вроде сольного танца, как будто в назидание оркестру. Козетта рассматривала стенные панели в стиле модерн с выражением скорее безразличия, чем отчаяния, и, возможно, поэтому Фей нерешительно, словно боялась быть отвергнутой, протянула руку Айвору. Но Айвор встал и, обняв девушку, неуверенно зашагал по блестящему полу.

— Пойдем танцевать, — сказала я Доминику.

Чуть больше ста лет назад Джордж Хантингтон описал болезнь, которую наблюдал у некоторых семей из Новой Англии. Эти люди были потомками иммигрантов, приехавших в семнадцатом веке из деревни Бьюрес. Насколько мне известно, среди моих далеких предков есть женщина из Бьюреса.

Существует специальный тест, позволяющий определить, станете вы жертвой болезни Хантингтона или нет. Он очень сложный, и для него требуются образцы крови, причем не только вашей, но также нескольких родственников, не менее семи. У меня нет семи живых родственников с той стороны. Все они умерли от хореи Хантингтона.

Когда-то нас было много. Моя бабушка имела шестерых детей. Ее отец умер в возрасте тридцати пяти лет, но не от болезни Хантингтона, а от полиомиелита, который в то время называли детским параличом. Мать бабушки смутно вспоминала, что ее свекровь страдала от какой-то хвори, которую ошибочно называли «пляской святого Витта» и от которой тряслись руки и ноги, но не знала, что болезнь наследственная и что ее муж тоже стал бы ее жертвой, останься он жив. Не знала, что болезнь могут унаследовать дети. Трое унаследовали. У бабушки симптомы хореи появились вскоре после рождения шестого ребенка, когда ей исполнилось тридцать. У каждого из шестерых детей вероятность заболеть составляла пятьдесят процентов. Не больше и не меньше, поскольку определяется это сочетанием генов. Если один из родителей болен, то шансы у вас пятьдесят на пятьдесят. Если оба родителя здоровы, то вы не заболеете. У моей матери первые симптомы — неадекватное поведение и недомогание — появились в тридцать шесть. Одна из ее сестер умерла от дифтерии в детском возрасте. Была ли у нее болезнь Хантингтона? Двое других детей, брат и сестра, заболели, и оба умерли раньше моей матери. У остальных сестер детей не было, и они даже не выходили замуж, не осмелились, хотя обе не заболели и живы до сих пор. Из моих родственников в живых остались только они, хотя если бы тест появился двадцать лет назад, то я, возможно, набрала бы необходимое количество образцов крови: Дуглас, который был сыном бабушкиной сестры, тоже больной, кузина Лили, дочь другой больной сестры бабушки, моя мать, ее сестры, одна из которых уже умирала, и сумасшедший дядюшка. Маловато, но могло и хватить.