Барбара Вайн - Сто шесть ступенек в никуда

— Ты его когда-нибудь надевала? — спросила я.

Она не ответила на вопрос, а вместо этого сказала:

— Можешь взять себе. Хочешь?

— Давай, — ответила я. Наверное, это прозвучало не очень прилично, но я воспринимала перстень как подарок Козетты, а не Белл.

Ее слова и поступок удивили меня. Белл надела кольцо с гелиотропом мне на палец.

— С этим кольцом я беру тебя в жены, — произнесла она и рассмеялась своим сухим смехом.

Я ее не поняла; я очень часто не понимаю, что она хочет. Белл все еще способна меня удивить. Так, например, я всегда удивлялась, как мало личных вещей ей нужно. Мы заполнили чемодан и один полиэтиленовый пакет, и комната опустела.

— Представь, сколько барахла у таких, как Фелисити, — заметила я. — Огромный дом, забитый вещами, и еще квартира, где их, наверное, не меньше.

— Я не могу иметь то, что хочу, — сказала Белл, — и поскольку не могу себе их позволить, то лучше у меня не будет ничего.

Я уже слышала это от нее. Но тогда не знала того, что знаю теперь. По спине пробежал неприятный холодок, но Белл смотрела на меня так, словно забыла, что уже произносила эти слова. Она обвела комнату безразличным взглядом — не сомневаюсь, что с таким же безразличием она относилась ко всем домам, где жила. Значит, Марк ошибался, пытаясь убедить меня, что она любит «Дом с лестницей» и не хочет его покидать. Мы спустились на улицу и стали ловить такси. В определенный час такси проезжают тут из района Криклвуд в Уэст-Энд. Но машин не было, и мы пошли на юг по Килбурн-Хай-роуд; я несла чемодан, а Белл сумку, но они были не тяжелыми, а день выдался теплый и влажный, с густым воздухом и заслонявшей солнце дымкой. Если не подвернется такси, можно спуститься на станцию метро Килбурн-парк. Однако Белл, окинувшая взглядом длинный спуск Мейда-Вейл, вспомнила о нашей подруге:

— Раз уж мы тут, можно зайти к Эльзе.

Предложить это должна была скорее я, а не она. До сегодняшнего для Белл не изъявляла желания видеть кого-то из прошлого, а с явившейся без предупреждения Фелисити была почти груба. Она ни о ком не спрашивала, и ее охватывал ужас, когда я произносила имена Козетты и Марка — и я могу это понять. Но Адмет? Эва? Разве ей не любопытно, что стало с Айвором Ситуэллом, Гэри и танцорами? Я не ответила, и тогда она произнесла, явно сдерживая себя:

— Не стоило выходить оттуда, из тюрьмы. Там мне было лучше всего. Там я могла приспособиться. Наверное, мне нужно вернуться.

На это нечего ответить. Банальности и слова успокоения раньше давались мне без труда, но теперь у меня не было настроения. Вместо этого я махнула рукой в сторону Карлтон-Вейл:

— Эльза живет там. Хочешь сначала позвонить?

— Зачем, если мы уже у порога? Если она не хочет нас видеть, то может солгать в лицо точно так же, как по телефону.

— Эльза не станет мне лгать. — Я расстроилась, но была даже рада этому, рада почувствовать хоть что-нибудь, кроме тупого безразличия. Чемодан вдруг показался мне тяжелым. — Твоя очередь, — сказала я и протянула Белл чемодан. — Дай мне сумку.

Эльза держит меня в курсе событий и рассказывает о людях. О тех, с кем я больше не встречаюсь, в отличие от нее, и это мой единственный источник информации. Она моя лучшая подруга, хотя мы не виделись уже несколько месяцев. После появления в моей жизни Белл я даже не звонила Эльзе. Не думаю, чтобы кто-то, кроме меня, еще называл ее так, как в школе, Львицей. Одну из своих книг, о парке сафари, я посвятила ей: «Любимой Львице».

Эльза похожа на львицу, сильная, гибкая, мускулистая, с желтыми кошачьими глазами и приподнятыми уголками рта. Естественно, она должна знать, что Белл у меня, — Фелисити ей обязательно сказала, потому что Фелисити ее двоюродная сестра. Или Эсмонд, который как-то раз со всей серьезностью заявил: «Сестра жены — моя сестра. Муж и жена — одна плоть». Эльза взяла трубку домофона и на мои объяснения кратко ответила:

— Входите.

Она ждала нас на площадке первого этажа с полотенцем в руках и мокрой после мытья оранжево-желтой гривой волос. Белл не стала ждать, пока она скажет хоть слово.

— Я вижу, ты меня не узнаешь — так сильно я изменилась. Неприглядное зрелище, да?

Мне почему-то захотелось ее ударить. Накричать. Какое-то новое для меня чувство, опустошающее. Разумеется, я ничего не сделала — то есть промолчала, а только встретилась взглядом с Эльзой и опустила глаза, потому что от ненависти к Белл у меня все дрожало внутри, хотя внешне я оставалась абсолютно невозмутимой и спокойной, напряженной и холодной.