— Она меня ударила, — чуть не плача сказала медсестра.
Чьи-то сильные руки подняли Ханну. Она потянулась к медсестре и прошептала:
— Извините, — но сомневалась, что медсестра смогла ее услышать.
Ее уложили обратно в постель и снова поставили капельницу. Ханна сопротивлялась:
— Оставьте меня!
Успокаивающие голоса твердили на все лады: отдохните, все будет хорошо, успокойтесь.
— Пустите меня! — закричала она наконец. — Нильс! Нильс!
Но ее голос отдавался эхом, так что она снова не знала, происходит это наяву или просто снится.
Четверг 24 декабря, 23.40
Может быть, сейчас по-прежнему рождественская ночь. Нильс уставился на падающий снег и рассматривал его целую вечность, пока в палате не открылась дверь.
— Нильс? Вам звонят. Это Ханна. — Ранди стояла в дверях, держа в руках телефон. — Вы сможете говорить? Она настаивала, даже убежать пыталась, чтобы вас найти.
Он хотел ответить утвердительно, но слова застряли у него в горле. Ранди протянула ему трубку. — Ханна?
— Нильс?
— Ты жива.
Он услышал, как она улыбается.
— Да, да, жива. Нильс, я должна тебе рассказать кое-что совершенно невероятное.
— Ты тоже видела?
— Полосатого младенца?
— Младенца? Ты о чем?
— Нильс. Я пережила клиническую смерть. Дважды. Второй раз она продолжалась девять минут.
Нильс смотрел в окно, пока Ханна рассказывала о своей смерти и возвращении и о том, что она видела фотографию с маленькой полки. Несколько долгих секунд они наслаждались тишиной и звуком дыхания друг друга.
— Я бы так хотела тебя увидеть. — Он даже по телефону слышал ее тоску. Потом ей пришла в голову мысль: — Попробуй направить свою лампу на окно. Ты можешь? Двигать руками?
— Могу.
— И я сделаю то же самое.
Нильс пододвинул настольную лампу поближе к окну и направил луч света в падающий снег. В ту же секунду он увидел свет в окне напротив, на том же уровне, направленный на него.
— Видишь мой свет?
— Вижу.
Молчание.
— Нильс, я очень рада, что я с тобой познакомилась. Даже несмотря на то, что мы лежим здесь.
Нильс ее перебил:
— Ханна, существует прецедент.
— Что?
— Здесь, в больнице. В 1943 году. Я видел его фотографию. Его звали Торкильд Ворнинг, и у него была такая же отметина на спине. 36. Это дерматолог мне показал.
Дверь открылась, вошла Ранди.
— Пора закругляться.
— Ханна! Ты меня слышишь? Он выжил. Так что не факт, что завтра все окончится так, как мы думаем.
Медсестра остановилась прямо перед ним.
— Две минуты! — Она покачала головой и снова вышла.
— Ханна, ты можешь ходить?
В трубке раздался грохот, как будто Ханна ее уронила. Он ждал, что она перезвонит, но телефон молчал. Вернувшаяся медсестра забрала у него трубку и ушла.
Он включил и выключил лампу два раза — и почти сразу в том же ритме включилась и выключилась лампа напротив. Так они и лежали. Нильс и Ханна.
25 декабря 2009 года, пятница
Нильс попробовал пошевелить ногами, превозмогая боль, и мало-помалу заново обрел над ними контроль. Своих бедренных мускулов он не чувствовал и бился, пытаясь их оживить. Сначала его усилия были безрезультатны, но Нильс не сдавался и наконец почувствовал, что мускулы начинают его слушаться. Вопрос был в том, достаточно ли этого для того, чтобы спустится в архив.
00.12–15 часов 40 минут до захода солнца
Нильс остановился, услышав крик. Ханна? Нет, не может быть, она слишком далеко.
Он ковылял, как старик, боль в щиколотке позволяла ему делать только крошечные шаги. Свинцовой тяжести голова бременем висела на шее — так что Нильсу хотелось снять ее и понести под мышкой. Пара сломанных ребер стремилась вырваться из тела… Ему думалось, что его тело вообще стоило бы разобрать на составные части и сложить в таком виде на полку до лучших времен.
Он целую вечность ждал лифта, и когда тот наконец приехал, Нильса встретил сонный взгляд санитара, нимало не удивленного тем, что искалеченный пациент встал с кровати. Лифт спустился в подвал, почти не сбросив при этом скорость, Нильс еле удержался на ногах.
Он вышел и осмотрелся. Табличка с надписью «Служебный вход», стопка упакованных в целлофан матрасов в углу, чуть дальше по коридору виднеется тележка уборщицы. Ряд потертых металлических шкафчиков вдоль стены, как в американской школе. И двери — бесконечное количество дверей вдоль коридоров, как будто выстроившиеся в шеренгу тайны. Нильс подергал пару ручек, но везде было заперто. Единственное помещение, в которое ему удалось попасть — и то дверь сюда наверняка просто забыли запереть, — оказалось чем-то вроде мастерской. Несмотря на скудное освещение, Нильс рассмотрел ящики с инструментами, верстаки, пилы, молотки и отвертки. Он вернулся обратно в коридор. Там ли он ищет, действительно ли архив находится где-то здесь? Он попытался воскресить в памяти тот недельной давности день, когда он обежал всю больницу — видел ли он тогда архив?
Читать дальше