Андрей Курков - Ночной молочник

– Аня, – Дарья Ивановна обернулась к хозяйке квартиры. – Ты нам Васю покажешь?

Аня кивнула. Поднялась из-за стола и приоткрыла дверь в спальню. Дарья Ивановна подошла первой. Заглянула в щелку. За ней – Вероника.

Мужчина в клубном джинсовом пиджаке и в вельветовых брюках лежал с закрытыми глазами на кровати. На спине. Цветом лица он больше был похож на живого и спящего. Веронике даже показалось, что его грудь приподнимается и опускается, показалось, что он дышит.

– Я еще не знаю, куда его, – немного растерянно выдохнула хозяйка. – Мне сказали, что лучше посадить в кресло перед окном.

– Да, в кресло – это хорошо. Только надо проверить по фэн-шую, – вставила свое мнение Дарья Ивановна. – Я вот завтра книгу про фэн-шуй принесу, вместе почитаем. Там все разъясняется.

Вероника втянула ноздрями своего маленького носика воздух. Показалось ей, что в комнате лекарствами пахнет. Душно ей стало. А еще слова Дарьи Ивановны о том, что все женщины – вдовы, заставили о своем будущем вдовстве задуматься. И от этих мыслей еще больше на свежий воздух выйти захотелось.

Сослалась Вероника на головную боль, и отпустили ее Аня и Дарья Ивановна домой. Но перед тем как отпустить, вытребовали у нее обещание завтра вместе в «Кофе-Хаус» пойти.

Шла Вероника по Воровского к Львовской площади и на ходу о Семене думала. Думала и почти плакала, так ей его жаль было. Понимала она, что любит своего мужа. Понимала, что ничего пока с ним не случилось.

В гастрономе на углу Гончара и Ярославова Вала купила палку сырокопченой колбасы, которую Семен любит, свежего черного хлеба и бутылку темного пива. Все для него.

Из гастронома вышла совсем в другом, более спокойном настроении. Снова мимо веночка на углу своей улицы прошла, но не остановилась и даже постаралась его не заметить. Чужие покойники на время стали Веронике не интересны. Ведь у нее был свой и пока что совершенно живой Семен.

«Придет он сегодня домой, я его прямо в коридоре поцелую», – решила Вероника.

Город Борисполь. Улица 9 Мая

Сквозь некрепкий сон слышал Дима, как жена на работу собиралась. Про то, что делать с его звонким выигрышем, они еще не поговорили. Говорить об этом сейчас смысла не было. Так что решил Дима подождать, пока закроется за Валей входная дверь, а тогда уже вставать и завтракать в гордом одиночестве на кухоньке за столом, под которым прямо на полу возле туалетного ящика «кухонного» мурика мешочек с деньгами лежит.

Ждать пришлось недолго. Наступила «чистая», как выстиранная простынь, утренняя тишина. За окном какая-то зимняя птичка пела. Сквозь щелки в темных занавесях солнечный свет пробивался. Воздух, прорезанный этим солнечным светом, выдавал свое подвижное пыльное содержимое. И, заметив эту воздушную пыль, Дима, поднимаясь с кровати, закрыл рот и стал дышать носом, полагая, что в носу хоть какой-то природный волосяной фильтр против всякой этой гадости есть. Рот перед опасностью этой пыли был совершенно беззащитен.

Натянув на себя спортивный костюм, Дима умыл лицо и провел ладонями по щекам, примеряясь к щетине и решая: бриться или нет. То ли щетина напомнила ему о вчерашней колючей проволоке, то ли просто он об этом вспомнил, но тут же ему захотелось проверить свои ладони. Посмотрел он на них и глазам своим не поверил. Ни царапинки, ни ранки. Кожа чистая, линии жизни беспрепятственно с линиями любви пересекаются.

Озадаченный, глянул он на себя в зеркало, висевшее над умывальником. Щетина, увиденная в зеркале, оказалась длиннее, чем он подумал, проводя по ней ладонями.

Правда, мысли об исчезнувших царапинах и ранках отвлекли его от бритья окончательно.

Проследив, чтобы настоящий Мурик-Мурло не проскочил за ним на кухню, Дима подошел к плите, снял с нее сковородку с еще не остывшей гречневой кашей и поставил ее прямо на стол. Кашу ел столовой ложкой, на ходу «прислушиваясь» кожей правой ладони к алюминию ложки. Съев, поставил сковородку обратно на плиту и еще разок внимательно изучил взглядом ладони. Куда же эти царапины и проколы пропали? Вспомнил, как Мурик-Мурло настойчиво его ладони зализывал. «Неужели он?» – подумал. Припомнил, что уже приходилось ему слышать, как коты головную и сердечную боль у хозяев снимают. Но чтобы раны языком залечивать?

Подошел к картинке с распятым Иисусом, висевшей на стене. Присмотрелся к божьим ладоням, прибитым толстыми гвоздями к перекладине креста. Опустил взгляд на свои гладкие ладони. И глубоко задумался, поджав нижнюю губу.