— Сара, мы…
— Сию минуту, Пи-Джей. Отвечай мне сейчас же. У нас были отношения. Я думала, что была дура дурой и напридумывала себе, но в последние пару дней я окончательно убедилась, что мое первоначальное влечение к тебе не было ошибкой. Мы связаны друг с другом, так ведь?
Он мог солгать. Просто сказать «нет», развернуться и зашагать к особняку, и дело с концом. Вместо этого Пи-Джей кивнул.
Она едва заметно улыбнулась. Показалось, что напряжение чуть отпустило ее.
— Хорошо. Это хорошо. Что ж, тогда колись.
Колдинг окинул взглядом мертвый город. Они реально были нигде — в самом его сердце. По меньшей мере в получасе ходьбы от особняка.
А, черт, почему бы и нет?
— Я был в армии. Работал на USARMIID, в армейском подразделении по защите обслуживающего персонала от биологической угрозы. Там познакомился со своей женой. Клариссой. Она работала вирусологом. Мы прожили в браке два года, а потом… несчастный случай. Слышала когда-нибудь об H5N1?
Сара помотала головой.
— Птичий грипп. Террористическая ячейка делала попытки провезти его в Америку старым проверенным способом: заразить своих людей и переправить их к нам. ЦРУ взяло их. Пригласили USARMIID — не можем ли мы как-нибудь помочь переносчикам. Короче, не были соблюдены надлежащие меры предосторожности. Тот тип, что отвечал за операцию — полковник Пол Фишер, — решил обращаться с носителями как с людьми, а не как со зверьем-террористами, какими они на самом деле были. Один из них… один из них развязался, сорвал маску с лица моей жены и… кашлянул и плюнул ей в лицо. [26] На самом деле случаи заражения человеком человека до сих пор не подтверждены.
Глаза Сары расширились от страха. Наверное, представила себя на месте Клариссы. Во всяком случае, пыталась: кто в самом деле может знать, каково это — вдохнуть смерть?
Колдинг продолжил — остановиться он просто уже не мог:
— Клариссу поместили в палату интенсивной терапии. У нее началась пневмония, она справилась с ней, но птичий грипп дал осложнение — вирусный миокардит.
— Что это?
— Вирусная инфекция сердца. У нее развилась особенно быстро. Поразила мышечную ткань, сделала сердце слабым, чрезмерно увеличенным. По сути, убила его.
Сара прикрыла ладошкой рот. Внешне она напоминала девчонку-сорванца, но этот жест эмпатии к мертвой женщине, которую она никогда не знала, казался удивительно женственным.
— А разве нельзя было сделать ей пересадку?
— Вирус по-прежнему оставался в организме. Не было никакого способа узнать, что он не заразит новое сердце. Они… они, видите ли, не могут себе позволить тратить впустую органы для пересадки пациенту из группы риска.
— Поскольку органов не хватает, — сказала Сара, легонько покивав. Грусть наполняла ее глаза.
— Ее подключили к аппарату искусственной вентиляции легких. Через несколько дней мне… В общем, мне сказали, что надежды на поправку нет. Ее так мучили боли, она была так слаба… Кларисса ускользнула прежде, чем нам удалось найти решение. Так что мне пришлось сделать это ради нее. Я знал, она бы не захотела мучиться, и оставался лишь один вопрос — когда.
Колдинг был вынужден на секунду остановиться. Ни с кем еще он не говорил об этом с того момента, когда все произошло. Говорить об этом — ворошить тяжкие воспоминания, вновь и вновь переживать ту муку. Руки Клариссы, такие слабые, что не могли удерживать его руки, и он держал их. Прежде чем ее поместили в «вентилятор», Пи-Джей сказал ей, что все будет хорошо. Она возразила слабым голосом, чтобы он не глупил: она знает, что происходит в ее теле. Наверное, лучше, чем кто-либо, потому что умирает от того, что изучала целых десять лет.
Сара протянула руку и коснулась его плеча:
— И ты остановил ее страдания — ради нее?
Он кивнул. И потекли слезы. Он больше не мог их удерживать… Ее глаза закрыты, глаза, которые она больше никогда не откроет. Вот сестра отсоединяет капельницу, убирает дыхательную трубку. Ее вдохи — едва заметные, неглубокие судорожные глоточки. Сестра выходит, закрывает дверь, оставив их вдвоем проделать путь к концу. Пока смерть не разлучит их…
Рука Сары на его руке, ласково скользит вверх и вниз:
— И что ты сделал потом?
Снова воспоминания, такие же яркие. Кипевшая в нем тогда ярость. Все его горе и боль, вылившиеся в чистейшую агрессию.
— Сел в машину и поехал к Фишеру.
— Поговорить с ним?
— Нет, — ответил Колдинг. — Убить. Я сшиб его, как только увидел, вмазал от души по колену. К моменту, когда нас растащили, лицо у него было как кровавая тряпка. Вояки хотели отдать меня под трибунал, но Фишер пустил в ход связи, чтоб дело замяли. Мне устроили увольнение с военной службы без почестей и привилегий.
Читать дальше