Антти Туомайнен - Целитель

Я попросил позвонить боссу Йоханны, которая почему-то не отвечает на звонки. Я встречался с ним несколько раз и сейчас полагал, что он ответит на звонок, если вызов последует изнутри здания. А когда он узнает, кто звонит, позволит мне изложить причину моего приезда.

Портье, женщина лет тридцати с льдистыми глазами, судя по короткой стрижке и скупым жестам, прежде служила в армии, а теперь стояла на страже физического существования последней в стране газеты. Похоже, ее оружие было всегда под рукой. Она смотрела мне в глаза, но как будто говорила с пустым местом.

— Человек по имени Тапани Лехтинен… Я проверила его документы… Да… Одну минуту.

Она кивнула мне, и этот кивок походил на удар топором.

— Какое у вас дело?

— Я не могу дозвониться до своей жены Йоханны Лехтинен.

По ошибке я записал наш телефонный разговор с Йоханной. Теперь я мог воспроизвести его дословно:

— Сегодня я задержусь на работе допоздна, — начала она.

— Насколько допоздна?

— Может быть, на всю ночь.

— Ты будешь на рабочем месте или куда-то поедешь?

— Я уже не на рабочем месте. Со мной фотограф. Не беспокойся. Мы собираемся переговорить с кое-какими людьми. Мы будем держаться мест, где много народу.

Шепот рядом, шум машин, шепот, тихий шорох и снова шепот.

— Ты еще здесь? — спросила она.

— А куда же мне деваться? Я сижу у себя за столом.

Пауза.

— Я горжусь тобой, — сказала Йоханна, — тем, что ты все еще держишься.

— И ты тоже, — парировал я.

— Наверное, — произнесла она вдруг как-то слишком тихо, почти шепотом.

— Я люблю тебя. Береги себя и возвращайся домой.

— Конечно, — прошептала она, и ее слова посыпались вдруг быстро-быстро, почти без паузы: — Увидимся самое позднее завтра. Я люблю тебя.

Бормотание. Треск. Мягкий щелчок.

И тишина…

Лицо главного редактора Ласси Утелы, мужчины примерно лет сорока, было покрыто грубой щетиной, а в глазах застыло раздражение, которое он не мог, а может быть, и не хотел скрывать.

Он стоял прямо напротив меня, когда двери лифта распахнулись на пятом этаже. На шефе жены была длинная черная рубашка и тонкий серый свитер, темные джинсы и кроссовки. Он стоял скрестив руки на груди и с явной неохотой сменил эту позу, когда я ступил из кабины лифта в его сторону.

Самыми яркими чертами характера Ласси Утелы можно назвать зависть к более талантливым журналистам, желание избегать конфликтов, привычку сдерживать недовольство, стремление всегда быть правым. Обо всем этом мне было известно со слов Йоханны. Взгляды Йоханны и Ласси на работу репортера и основную тематику газеты все чаще и чаще вступали в противоречие. Отголоски тех столкновений доносились даже до нашего дома.

Мы обменялись долгими рукопожатиями и представились, несмотря на то что знали друг о друге. На какой-то недолгий миг мне показалось, что я играю роль в скверной пьесе. Освободив мою руку, Ласси развернулся и кончиками пальцев толкнул дверь. Я следовал за сердито выбрасывающим ноги Ласси. Казалось, ему не нравилась собственная походка. Мы прошли до конца длинного коридора, где располагался небольшой, площадью всего несколько метров, кабинет.

Ласси сел за свой стол в черное кресло с высокой спинкой и жестом указал мне на единственный в кабинете стул, что-то вроде белой пластиковой банкетки.

— Я думал, что Йоханна сегодня осталась работать дома, — проговорил он.

Я покачал головой:

— Честно говоря, надеялся застать ее здесь.

Теперь наступила его очередь покачать головой. Этот его жест был коротким и нетерпеливым.

— Последний раз я видел Йоханну вчера на совещании всех сотрудников, примерно в шесть часов. Мы, как обычно, коротко обсудили, как идет работа, а потом все разошлись по своим делам.

— Я говорил с Йоханной вчера примерно в девять часов.

— И где она была? — спросил Ласси равнодушно.

— Где-то на выезде, — ответил я после небольшой паузы, позволившей мне снова обрести спокойствие. — Мне и в голову не пришло спросить, где именно.

— То есть целый день от нее не было никаких известий?

Я кивнул, внимательно глядя на него. Он откинулся в кресле. Его поза, выражение лица, паузы между словами — все обнаруживало его мысли о том, что я просто ворую у него время.

— И что вас удивляет? — спросил я, будто не заметив или не поняв язык тела Ласси.

— Просто я интересуюсь, — ответил он, — бывало ли такое прежде.

— Нет. А почему вы спрашиваете?