Роберт Блох: Царство ночи

Но в конце-концов, ей-то что? Рекламное агентство и в самом деле обыкновенный бордель, где каждый стремиться подстроиться под изменчивые вкусы юнцов. А она здесь — самая обычная шлюха. Через год модные словечки наверняка станут другими, но ее положение останется неизменным. Если, конечно, она не вырвется отсюда, не займется каким-нибудь честным ремеслом — скажем, проституцией. Ну а пока этого не произошло, нужно на что-то жить самой, нужно поддерживать Брюса, так что лучше не отвлекаться и побыстрее закончить работу.

Раздался звонок. Карен взяла трубку.

«Это ты, любовь моя?»

Голос и манеру общения ее шефа ни с кем не спутаешь.

«Да, мистер Хаскейн».

«Только что звонил Гирнбах. После обеда они собираются обсудить эскиз, к тому времени нужно подготовить текст».

«Я сейчас над ним работаю. Дайте мне еще минут двадцать».

«Отлично! Где будет свидание, у тебя или у меня?»

«Я его принесу к вам, как только закончу».

«Жду с нетерпением. Я пока охлажу шампанское и согрею ложе любви».

Карен оставила последнюю реплику без ответа. Бедняга Хаскейн, ему нельзя не посочувствовать. Толстенький лысоватый коротышка средних лет, обреченный злой судьбой жить в эпоху «конфликта поколений». Сластолюбец, для которого запретны сладости.

И ему наверняка особенно тяжело здесь, где его окружают глянцевые картинки, не позволяющие ни на минуту отвлечься от мысли о недоступных наслаждениях. Картинки вместо реальности. Как он, должно быть, завидует ответственным сотрудникам агентства, их постоянным разъездам по всему миру в поисках экзотического фона для своей рекламы, их финансовым отчетам о недельной командировке в Канны, где требовалось сфотографировать голую модель, — точную копии девицы, изображенной на этом эскизе, — держащую лампочку. Так сложилось разделение труда в их бизнесе: Хаскейн потел над словом, они наслаждались делом. Вот откуда агрессивно-напористый тон общения с сотрудницами.

Интересно, что произойдет, если она когда-нибудь поймает его на слове? Беднягу наверное хватит удар на полдороге к мотелю, где обычно происходят такие свидания. А может, наоборот, он покажет себя с неожиданной стороны…

Но, что гораздо хуже, она сама вполне способна на неожиданные поступки. В конце-концов, когда она в последний раз проходила через приятный ритуал с охлажденным шампанским? Откуда такая уверенность в себе? У нее точно те же проблемы, что у шефа, к которому она относится с такой самонадеянной снисходительностью. Все время продавать секс, и ни разу не купить; все время устраивать чужие свадьбы, но ни разу свою собственную. Правда, когда-то она тоже была невестой. Мисс Карен превратилась в миссис Раймонд. Только вот… Как ее здесь называют за глаза? «Карен, формально замужем».

Пошли они все к черту! Вместе с Эдом Хаскейном и его дурацкими приглашениями «на сеновал». Она сама, наверное, ничем не отличается от него: не старая и не уродина, просто закомплексованная жертва обветшалых моральных норм, которые ей вдолбили в детстве.

Карен потрясла головой и запретила себе праздные мысли. Повернулась к столу, заправила три чистых листа бумаги и копирку в портативную пишущую машинку. Следующие двадцать минут она полностью посвятила ухмыляющемуся полуголому парню и его растрепанной подружке, изо всех сил борясь с желанием поменять заголовок своего сочинения на более подходящий: «Я — Тарзан, ты — Джейн».

Электрическая машинка тихонько жужжала, Карен вполголоса произносила отдельные предложения вслух; наконец, бумагу украсил сногсшибательный образчик прозы, в котором воздавалось должное несравненным достоинствам полосатых штанов, содержащий полный набор правильных фраз, составленных наикрутейшим образом.

Карен выдернула листы из машинки, бросила третий экземпляр в ящик стола, прикрепила остальные к эскизу. Торопливо встала, чтобы выйти из комнаты, и тут снова зазвонил телефон.

Она вернулась к столу, подняла трубку.

«Миссис Карен Раймонд?»

«Да, я слушаю».

«Извините, одну минутку».

Подошел кто-то другой, она выслушала все, что он сообщил, сказала «да», и снова «да, конечно», а потом «большое спасибо». Она говорила спокойно, ее голос ни разу не сорвался.

Но когда их наконец разъединили, едва не уронила трубку, так тряслась рука.

Путь по длинному коридору к комнате шефа казался мучительно трудным, словно она плыла под водой, а когда наконец подошла к двери кабинета, с трудом повернула ручку, потому что дрожь так и не унялась.