Вся тара призвана уберечь домик от затопления в случае дождя.
Осознав данность, тут же возвращаю передвинутый таз на позицию «по умолчанию» и стараюсь вылавировать к рукомойнику.
Вдоль стен старенький газ «Тула», на две конфорки; такой же убогий холодильник, без названия, в пол человеческого роста; швейная машинка, адаптированная под маленький столик на одну персону; газовый водонагреватель…
Утыкаюсь в рукомойник. Наслаждаюсь хлорированной водичкой — она везде едина…
Вновь преодолеваю лабиринт, но уже в обратном направлении. Задерживаюсь на развилке, заглядываю в жилую комнату — по-прежнему никого… Направляюсь к выходу. Окон нет, так что тут ничего не видно. Где включается свет — понятия не имею. Если свет тут вообще есть… В куче белья на деревянном верстаке, наощупь нахожу собственную кожанку. Натягиваю. Туфли, как мне кажется, искать бессмысленно. Сую саднящие ноги в первую попавшуюся обувь…
Какое-то время борюсь с подступившей к горлу тошнотой, потом всё же заставляю себя выйти на крыльцо.
Тепло. Не то, что сейчас в Рязани. Над забором низкие облака. Немного душно. Кажется, накрапывает морось…
У нижней ступеньки вчерашний хаски. Склонил голову набок — вроде как смеётся. Хвост озорно стучит по дрожащей луже.
— Чего ещё?.. — Мой голос хрипит, будто я после недельного запоя. Перед глазами начинает виться «мошкара» — это всё от яркого света… Хотя как знать.
Пёс мотает головой и гортанно гавкает.
Морщусь от громкого звука. Пытаюсь припомнить кличку животного… Попутно замечаю, что на одной ноге — галоша, а на другой — тапок с отмятым задником. Теперь ясно, что именно позабавило пса…
— Буба, чого пустуєш? Вистачить брехать! — Из сарая появляется раскрасневшийся Василий — на сей раз ещё чумазее, чем был вчера. — Йди, побігай краще!
Увидев меня, он тут же расплывается в улыбке — Чеширский кот просто завидует в сторонке…
Силюсь расправить затёкшие плечи. Снова отмечаю, как ноет всё тело от вчерашних никчёмных маршей. Спускаюсь с крыльца. Буба прыгает в сторону и стремительно скрывается за калиткой!
Весёлый надо сказать зверь.
Морось слегка отрезвляет… Точнее приводит чувства в норму… Настраивает реальность. Избавляет от «завихрений» пространства.
— Як спалось?
— Норма. Вы извините за вчерашнее…
— А чего вчера такого было?..
— Ну… посиделки все эти… Понятия не имею, что на меня нашло… Я, вообще, практически не пью… Страдаю потом сильно… Наутро.
— Так я ж казав, надо было ещё пузырёк разлить… А то чего… Тільки губи обмочена!
Пытаюсь разобраться в миксе русско-украинских изречений.
Василий видимо понимает. По крайней мере, дальнейший разговор пытается вести на русском.
— Это Волков всё! Сам не пьёт, а только рассуждает… Вот если бы, да кабы… Потому и видок у вас с утра такой помятый!.. А так бы сейчас бодрячком были!.. — Он беззаботно вздыхает и шевелит плечами.
Мне кажется, что Василий, со своим обменом веществ, может пить хоть вечно, при этом оставаясь как огурчик!
— Волков, наверное, разозлился?..
— Так що ж, вы дитятко малое что ли?! Тим більше мы тихо-мирно всё. Як люди інтеллегентние!
— А где он сейчас?
— Так мамку провідати пішов. Он всегда так. Как только приедет, сразу к ней…
— А что случилось?
— Так він хіба не говорив? В больнице его мамка. Рак.
Машинально хватаюсь за подбородок, качаю головой — нет, я не знал… Да и откуда?! Волков вообще мало говорит… И надо думать, что пытаться разговорить его на личную тему, попросту невозможно!..
— Облучённые они. И мамка, и папка… Был… Да и сам Волков…
— Так он разве местный? — Глупый вопрос — может быть просто ликвидатором… Хотя… сколько ему тогда было лет?.. А сколько ему сейчас?
— Ну ти даєш, доктор! Припятские они. Точнее жили там, пока всё не случилось. Родителей на станцию работать перевели… Хотя и сами могли попросить. А так, вообще, на Рязанщине их корни… Вышло просто так. В Союзе куда угодно заслать могли… Тогда расстояния аршином мерили… по карте! Неужто и этого не помнишь? Хотя Волкова и впрямь так просто не разговоришь… Он оттого и помогает так «самосёлам»! Душу он там оставил… Тянет его «Зона». Так-то… Хотя и не зачем ему лишний раз туда наведываться… Радиация повсюду… Она и так у него уже много чего забрала. Когда-нибудь отнимет и жизнь…
Василий заметно грустнеет. Теребит промасленными пальцами усик. Емко ругается по-своему. Тщательно трёт ладони ветошью. Достаёт из нагрудного кармана папиросы. Прикуривает.
Читать дальше