Дмитрий Петров - Нелюдь

По проходу мимо нас с Хельгой шли две женщины. Они направлялись к первым рядам и не видели нас. Это были Людмила и Юля. На Юле было темное простое платье и все те же темные очки, закрывающие глазницы. Она шла неуверенно, осторожно ступая, и мать поддерживала ее под руку.

Совершать предательские поступки противно, но гораздо противнее, когда тебя в них уличают.

И не было, казалось мне, никакого предательства с моей стороны. Так я думал раньше. Ведь я честно пытался дозвониться до Юли и пригласить ее, и уж не моя вина была, что ее не оказалось дома, и тогда я пригласил Хельгу. Это ведь было просто стечение обстоятельств…

Но так я рассуждал сам с собой до того, как увидел Юлю с матерью. Объяснить себе этого словами и логическими понятиями я не мог, но чувствовал, как нехорошо получилось.

«Хоть сама Юля мне и говорила, что рада моему новому роману, — думал я, — однако, это вовсе не значит, что ей будет приятно, когда она узнает, что я здесь с другой женщиной…»

Юля с Людмилой сели впереди нас, в третьем ряду. Они не знали, что я тут, Людмила не оборачивалась. Но я знал, что впереди антракт и выскользнуть из зала незамеченным мне не удастся.

Фойе, да и сам зал филармонии устроены таким образом, что остаться незамеченным невозможно.

Убежать сейчас? Но это глупо и невероятно. Что я скажу Хельге? Как я объясню ей необходимость немедленного бегства?

Вышел оркестр, за ним — хор. Тут были мужчины и женщины, их было очень много. Дирижер — поджарый, в болтающемся фраке — взмахнул палочкой, и симфония началась.

Хельга ни о чем со мной не говорила, и это к лучшему — у меня в те минуты был не лучший вид.

Я не мог слушать музыку и вообще почти забыл о самой сидевшей со мной рядом Хельге, потому что был смущен и растерян.

Оставалось только ждать антракта и неминуемой встречи.

«Ладно, — сказал я в конце концов себе. — Чему быть, того не миновать. Должен же человек отвечать за все свои поступки. Так тебе и надо, Феликс. Сиди и жди развязки. Ты сам во всем виноват».

А что еще я мог себе сказать? Конечно, не стоило приглашать Хельгу. Еще не так много времени прошло с того дня, как случилось несчастье с Юлей. А с другой стороны — разве я мог предполагать, что мы сегодня встретимся? Да еще в таком составе? Боже, как стыдно и неудобно…

Мощные раскаты малеровской музыки сотрясали зал. Оркестру вторил хор, и звучание десятков голосов дополняло аккорды.

Потом все смолкло, и по ставшим ярче лампам я понял, что закончилось первое отделение. Симфония была в четырех частях и с одним антрактом. Люди вокруг нас стали вставать, и Хельга вопросительно посмотрела на меня.

— Тебе нравится? — спросила она меня, беря за руку.

— Не знаю, — ответил я одеревеневшим языком. — Я еще не разобрался до конца.

— Мы выйдем пройтись в фойе? — спросила она, и мне не осталось ничего другого как встать, хотя больше всего я хотел бы лечь на пол и поползти к выходу на животе, под стульями.

Едва только мы встали, Людмила увидела нас. Ее лицо как раз было повернуто в нашу сторону.

Между нами было небольшое расстояние — несколько рядов, потому что Юля с матерью медленно шли по проходу к фойе.

— Феликс! — немедленно окликнула меня Людмила с радостным выражением лица. Она, конечно же, не ожидала меня тут увидеть и обрадовалась. Но тут же лицо ее омрачилось, и она даже не смогла этого скрыть. Она увидела Хельгу, которая все еще доверительно и нежно держала меня за руку…

От нее не укрылась ни красота Хельги, ни то, как она держалась со мной. Людмила все поняла и уже пожалела о том, что окликнула меня. Глаза ее потемнели.

Но было уже поздно. Юля услышала голос матери и тут же инстинктивно повернула свое лицо в нашу сторону.

В это мгновение мы поравнялись и теперь стояли вплотную друг к другу.

— Здравствуйте, — сказал я и почувствовал, как мой голос стал сиплым от волнения. — Здравствуй, Юля.

Юля радостно улыбнулась в мою сторону.

— Это ты, Феликс, — нежно сказала она и на ощупь протянула руку. Я взял ее и пожал.

— Как ты узнал, что мы с мамой собрались сюда? — спросила Юля.

— Он не знал, — ответила тут же дочери Людмила, и голос ее не предвещал ничего хорошего. — Феликс не один. Он сейчас познакомит нас со своей очаровательной спутницей.

Людмила говорила, употребляя светские выражения, но в голосе ее дрожал гнев и уже готовы были прорваться нотки скандала. Людмила иногда возвращалась в свою прежнюю личину — питерской проститутки…