— Под этим номером значится «Макларен Ф-1» — видал я его, зарегистрированный на ОАО АКБ «Финстройбанк», — Кирилл с телефоном у уха присел на жестяной трамплинчик детской горки. — Слышал о таком? Даже я раньше о нем что-то слышал.
— Леша Райзман, — пробормотал Кот.
— Ага, — механически согласился Кирилл и тут же припомнил, что это имя при нем тоже кем-то упоминалось, причем не так давно. — Что это вообще за контора?
— Вообще Леша — «прачка», обнальщик, в смысле, с двадцатилетним стажем. Ну, «Финстрой»-то типа большой и серьезный: он сливает бабло в «схему» — ну, ты в курсе: сливники-концевики…
Кирилл утвердительно промычал, хотя понял только самый общий смысл.
— …Райзман, говорят, — из тех, кто пару лет назад, когда ЦБ начал щемить «грязные» банки, ушел под крышу к силовикам. Те, правда, в итоге (по слухам, опять же) то ли оказались слишком жадными, то ли между собой не добазарились… В общем, поговаривают, что они его бизнес таки раздербанят…
Кирилл еще понимающе поугукал и отключился, чувствуя какую-то заторможенность (Чем я занимаюсь?! — всплыло в который уже раз. — Куда лезу?!), и некоторое время бессмысленно мусолил телефон. Поднял голову. В желтых окнах проскальзывали в тюлевой дымке силуэты, узорчато чернели цветы на подоконниках. Аккуратный ряд лестничных горизонтальных бойниц светился тускловато, в них видны были параллельные черточки перил и кружки электросчетчиков. Лампочка над подъездом освещала лохмотья бумажных объявлений, железное кольцо на месте оторванного мусорника.
«Финстройбанк» — вертелось у Кирилла в голове, — Райзман… Кто же мне, в самом деле, говорил недавно про этот банк и про этого Лешу?..
«…Говорили: „модный московский клуб премиум-класса“! — с невыносимым презрением делился за спиной капризный женский голос. — Приходим: какая-то забегаловка рабочая, диванчики дешевые „икеевские“, бассейн не работает, хостес хамит. Шоу — просто капустник какой-то совдеповский, колхозный дом культуры. И это они мне, ивэнт-менеджеру, показывают, представляешь вообще?! Олигархов своих они так же разводят? Я же профессионал, до них это доходит вообще, нет? Доходит вообще, что я принимаю решение, кого приглашать делать следующий ивэнт?!»
Что-то в негодующих взвизгах этой коровы, на которую Кирилл не оглядывался, умилительно роднило их с рявканьями мясного рулета при въезде на клубную стоянку: «Развернулся и поехал! Я че, непонятно говорю: развернулся и поехал сейчас! Ты долго будешь проезд блокировать? Те че, стекла разбить? Че: „стоянка пустая“? Это не для тебя стоянка, а для вип-посетителей!..»
Игнат, привезший сюда их с Юркой, разумеется, не был випом — да и посетителем, собственно говоря. Он сюда работать прибыл — снимать юбилей очередного дуб-менеджера. Кирилла и Юриса он протащил, нуждаясь хоть в каких-то человеческих лицах посреди корпоративного зверинца, суля моря халявной выпивки и бесплатное шоу уродов. Оно конечно, с кем только не поведешься, чтобы набраться, но вряд ли бы Кирилл соблазнился, если б не Хома. Закрытые клубные торжества тот любил ничуть не больше — но у него имелась специальная мазохистская метода подъема рейтинга собственного тухловатого ПМЖ: через сравнительное позиционирование.
Вообще патриотом своей Латвии он был тем еще. «Единственные, кому она известна и нужна в обожаемом ЕСе, — охотно признавался Юрка, — это британские гопники, секс-туристы. У них давно вошло в традицию, нажравшись до поросячьего визга, ссать на рижский памятник Свободы — национальную святыню, к которой ежегодно в День Латвийского легиона ваффен СС тянутся торжественные колонны заплесневелых потрясучих ССовцев и молодых розовощеких неонаци в народных костюмах. Про это заезжий пролетарьят, разумеется, не в курсе, но без отлива на Свободу отдых считается неполным. В Интернете они устраивают тотализатор, кто круче уделает местный Monument of Freedom (участвуют, несмотря на анатомические различия, представители обоих полов), а в путеводителях упоминают среди достоинств Латвии возможность помочиться на главный государственный символ всего за двадцать фунтов: таков административный штраф, кроме которого уринирующему (только если он представляет старшего НАТОвского брата, разумеется) ничего не грозит — даже „полицисты“ будут с ним заискивающе-предупредительны…» Впрочем, пораспинавшись в подобном духе, Юрка частенько задумчиво замолкал на некоторое время, а потом добавлял: «Хотя какой бы жалкой задницей мое местожительство не было — это все-таки задница Европы. О чем тут у вас вспоминаешь очень быстро. А уж что всех латышских неонацистов я смело отдам за одного подмосковного парантропа — это вообще не вопрос…»
Читать дальше