Грег Лумис - Секрет брата Бога

А потом он замер, не веря своим глазам. Фигуры, изображавшие…

По спине отца Симона пробежали мурашки. Нет, это попросту не могло быть тем, о чем он подумал.

Не могло.

А если все же могло, то этот человек был в лучшем случае еретиком, в худшем же — демоном. Этот человек, который всегда называл себя лишь по имени — Микеланджело.

Мухаммед Альф аль-Салман и его брат Хассам Мустафа жаждали мести. И не только потому, что этого требовала фамильная честь: искренняя скорбь по убитому отцу превратилась у них в ненависть, тлеющую, словно уголья костра.

Но прежде всего — сабах, мягкая плодородная земля, которую необходимо добавить в сухой и безжизненный песок, чтобы на нем смогли взойти и вырасти посевы. Ради него они приехали сюда на двух старых верблюдах и принялись измельчать почву вокруг большого валуна.

Вдруг острое, как кинжал, лезвие мотыги Хассама наткнулось на что-то куда менее податливое, чем земля, но не столь твердое, как камень. Братья опустились на колени и принялись разгребать землю руками. Вскоре в яме показалось широкое горло глиняного горшка.

Хассам разогнулся и тщетно попытался стряхнуть с бороды пыль еще более пыльной рукой.

— Брат, неужели Аллах решил явить нам свою милость? Вдруг там сокровище? Сам подумай — что еще стали бы закапывать под скалой?

Мухаммед тоже выпрямился и сел на пятки. Как старший, именно он должен был принимать важные решения.

— А если там джинн?

С младенческих лет они вдоволь наслушались сказок о том, как в незапамятные времена герои заключали в кувшины побежденных злых духов. А тем глупцам, кому довелось потом освободить духа из заточения, оставалось потом горько сожалеть о своей опрометчивости.

Хассам перепачканным в земле узловатым пальцем указал на пятно совсем рядом с запечатанной горловиной:

— Посмотри, старший брат, там трещина. Если даже там и сидел джинн, то он давным-давно сбежал.

Мухаммед некоторое время обдумывал его слова. Да, пожалуй, джинна можно не бояться. Кто знает — вдруг и впрямь там сокровища? Поднявшись на ноги, он точным ударом мотыги снес верх горшка.

Обоим сразу стало ясно, что там нет ни джинна, ни сокровищ. В горшке оказались какие-то кожаные свертки. Тринадцать штук. Надежда на богатства исчезла так же быстро, как и вспыхнула. Братья принялись разворачивать свертки и в каждом обнаруживали хрустящие свитки папируса.

— Ничего не могу прочитать, — пожаловался Хассам, разглядывая лист, испещренный потускневшими, еле различимыми письменами.

— Еще бы, — фыркнул Мухаммед. — Ты же не умеешь читать.

— Но эти буквы совсем не похожи на те, которые я видел на рынке. Наверное, язык какой-то другой.

Мухаммед внимательно огляделся, но не увидел ничего, кроме однообразных сгорбленных барханов и растрескавшихся скал.

— Старые, очень старые бумаги.

— А ведь за старые вещи, бывает, дают много денег.

— Такие старые вещи запрещено оставлять у себя.

Оба не раз слышали о том, как такие же простые бедуины, как они сами, находили что-нибудь очень старое, но прежде чем они успевали отыскать подходы к каирским торговцам антиквариатом, находки попросту отбирали.

Хассам усмехнулся во весь рот, где почти не осталось зубов:

— Может, и запрещено, но ведь никто же не узнает.

Не говоря больше ни слова, они принялись совать свитки за пазухи своих необъятных халатов.

Лэнгфорд Рейлли был благодарен своему другу Джейкобу за то, что тот уговорил его купить смокинг для этого случая. Еще из окна такси он оценил обстановку и понял, что даже лучшая пиджачная пара была бы тут неуместна. Все мужчины были в вечерних костюмах, женщины — в платьях от самых знаменитых модельеров. «Диор», «Шанель», «Валентино» и другие, не столь прославленные дома моды были представлены здесь сшитыми специально для этого случая туалетами, каждый из которых, вкупе с сопутствующими драгоценностями, стоил не меньше хорошего коттеджа.

Все присутствовавшие были приглашены на самое важное из событий, какими мог похвастаться почтенный музей в не так давно начавшемся столетии. Лэнгу даже показалось, что он узнал парочку звезд телевидения или кино; имена их он, правда, не мог припомнить (да что там — и не знал никогда).