Поль Альтер - Цветы Сатаны

Хотя ему и минуло шестьдесят, он все еще сохранял спортивную осанку. Полковник не отличался гостеприимством, но его холодность уменьшалась по мере того, как он погружался в воспоминания. Часть его гостиной была отведена под коллекцию предметов персидского и индийского искусства, оказалось там и несколько китайских и японских миниатюр.

Изящные вещицы выглядели немного нелепо в присутствии этого решительного мужчины с военной выправкой.

Они позвонили в дверь полковника ближе к вечеру. До этого Питер успел нанести визит владельцу «Могилы Адониса», после того как проводил Дебру в свой гостиничный номер. Молодая женщина воспользовалась этим, чтобы «обновить кожу». Почти целый час провела она в горячей ванне, после чего сходила в магазин за новой одеждой. Заодно Дебра сделала новую прическу, так что перед вернувшимся Питером предстала совсем другая женщина — свежая и элегантная. Он не скрыл своего восхищения, хотя уверял, что в его глазах она всегда будет прекрасной, даже в лохмотьях. Сунув руку в карман пиджака, Сатклиф с таинственным видом спросил:

— Угадай, что у меня здесь?

— Только не говори, что ты уже купил дом!

— Пока нет, но почти! Смотри!

— Ключ!

— Да, ключ от сельской жизни, мечты или тайны! Называй как хочешь! Во всяком случае, мы вполне законно можем теперь входить в «Могилу Адониса». Его доверил мне владелец с надеждой, что я не переменю своего решения. Мы даже условились встретиться с нотариусом в начале следующей недели. И цену обсудили… Запросил он, на мой взгляд, многовато, но мы еще поговорим… А впрочем, не важно. Дельце, по-моему, выгорело неплохое! Что скажешь, дорогая?

— Это чудесно!

— Теперь дом наш.

— Потрясающе! Я действительно очень счастлива, — взволнованно произнесла Дебра, почему-то вдруг очутившаяся в объятиях бывшего летчика. — А что меня особенно потрясло, Питер, так это то, что ты назвал меня «дорогая».

— О, извини! У меня голова кругом пошла…

— Нет, не извиняйся, я тебе запрещаю!

Ее спутник посмотрел на нее с некоторым недоумением, но горячий поцелуй, последовавший за этими словами, окончательно прояснил несколько туманную сентиментальную ситуацию.

Как и его гостям, Хоуку не терпелось перейти к обсуждению главного, однако он посчитал себя обязанным в качестве преамбулы пуститься в воспоминания о своей военной жизни. Особенно он упирал на то, что во время службы в тропиках его не раз подстерегали опасности, — полковник явно хотел подчеркнуть бренность бытия. Однако в словах его чувствовалось сожаление об ушедших годах.

— Раздел Индии… да, конечно, и я в этом участвовал! Нет сомнения, что это был наиболее горестный и жестокий период моей жизни. Потому что мы ничего не могли сделать. Мы лишь присутствовали при трагическом сведении счетов, о деталях которого лучше умолчать. Я лично принимал меры для устранения бесчинств, но невозможно остановить насилие, когда каждая сторона убеждена, что защищает правое дело…

Тогда-то я и познал чувство отвращения, усталости, которое подтолкнуло меня подать в отставку досрочно. В сорок восьмом я вновь вступил на землю доброй старой Англии, а здесь, в Марфорде, я оказался почти случайно. Меня прельстило господствующее положение этого дома, красивый вид. Я был уверен, что обрету здесь покой, буду вдали от насилия в любой его форме. Но ошибся. Зло повсюду… Даже в самых что ни на есть невинных людях. Так вот, когда я познакомился с Яном Гарднером, то сразу проникся к нему симпатией. Не утратил я ее и впоследствии, узнав кое-что о нем. Можно было подумать, что он убил свою жену в приступе безумия, но, изучив факты, я пришел к выводу об отсутствии смягчающих обстоятельств. Налицо было предумышленное убийство. Но не хватало доказательств для опровержения безупречного алиби, которое он сумел себе обеспечить.

— Кажется, вы вели собственное расследование этого дела? — заметил Питер, отпивая виски, которым угостил их полковник.

— Не отрицаю. Было такое… Может быть, я и ошибаюсь, но считаю, что полиция плохо сработала. Хотя у меня получилось не лучше…

— Значит, вам известны все детали этого дела?

— Абсолютно. Добавлю даже, что прошедшие годы не стерли их из моей памяти, и я частенько размышляю об этом.

Его лицо омрачила тень сожаления. Полковник задумчиво посмотрел на свой стакан, взял его и, осушив одним глотком, продолжил:

— Можно было бы многое сказать о психологическом аспекте этой драмы, начиная с трагической судьбы миссис Гарднер, которая ушла слишком молодой и красивой, но я предпочитаю придерживаться фактов.