Джеймс Паттерсон: Меня зовут Алекс Кросс

— Согласен, сэр, — вставил Корморан. — Пока мы в полной темноте, а это никуда не годится.

Тиллман глубоко вздохнул, что Риз воспринял как уступку и согласие.

— Я хочу, чтобы вы работали над данным делом вместе. Никаких телефонных звонков, ради всего святого, никаких электронных посланий. Дэн, пообещай мне, что абсолютно ничего из этого не пройдет через Кризисный центр.

— Да, сэр. Мне придется поговорить кое с кем из моих людей. Но дальше это не пойдет. Какое-то время.

— Гейб, ты говорил о стратегии отступления?

— Да, сэр.

— Рассматривай все с разных точек зрения, самые разнообразные сценарии. Надо предвидеть всё. Подчеркиваю, всё.

— Конечно, сэр. Мой мозг сейчас работает на полную катушку.

— Молодец. Есть еще вопросы?

Риз уже рылся в памяти в поисках исторического или юридического прецедента, скорее по привычке, чем по какой-то другой причине. Вопрос о преданности даже не возникал. Его сдерживала только специфика ситуации. Боже милостивый — что, если действительно в Белом доме завелся серийный убийца? Любой убийца?

— Сэр, если случится утечка, что помешает любому — не дай Бог, репортеру — подхватить это?

— Это же секретная служба, Гейб. Речь не идет об обычной разведке, — ответил Тиллман. — Но я не стану полагаться только на это. Я хочу, чтобы все было сделано быстро, джентльмены. Быстро, чисто и тщательно. Нам нужны реальные факты. И ясность. Мы должны выяснить, кто такой Зевс и что он натворил, а затем сделаем вид, будто этого никогда не происходило.

Удар следовал за ударом, один сильнее другого. Каролин получила права в Род-Айленде, последние полгода жила в Вашингтоне, но ни разу не попыталась связаться со мной. Ее квартира, обставленная в английском стиле, располагалась на первом этаже. Жила она недалеко от Стюард-сквер — меньше, чем в миле от нашего дома на Пятой улице. Я бегал мимо ее дома десятки раз.

— У нее был хороший вкус, — заметила Бри, оглядывая маленькую, но стильную гостиную.

На мебели явно сказывалось азиатское влияние — обилие темного дерева, бамбук и специфические растения. На лакированном столике около двери лежали три речных камня, на одном из них было вырезано слово «Спокойствие».

Я не знал, что это — насмешка или напоминание. Меньше всего я хотел бы сейчас находиться в квартире Каролин. Я был не готов к этому.

— Давай разделимся, — предложил я Бри. — Так мы быстрее осмотрим квартиру.

Я начал со спальни, заставив себя шевелиться. «Какая ты была, Каролин? Что с тобой случилось? Почему ты умерла именно так?»

Мое внимание сразу привлекла небольшая кожаная записная книжка, лежавшая на столике возле ее кровати. Когда я схватил ее, оттуда выпали две визитки.

Я поднял их и увидел, что обе принадлежали лоббистам с Капитолийского холма. Я не узнал имен, но фирмы были мне знакомы.

Половина страничек в записной книжке Каролин остались незаполненными, на других она вывела цепочки букв, начиная с начала года и на два месяца вперед. Каждая цепочка состояла из десяти букв, я это сразу подметил. Самые последние записи Каролин сделала за две недели до смерти. Цепочка выглядела так: SODBBLZHII. Десять букв.

Сначала я решил, что это закодированные номера телефонов.

В тот момент я не спрашивал себя зачем, откладывая неизбежный вывод. Когда я прошелся по ее ящикам в комоде розового дерева, у меня не осталось сомнений в том, каким образом моя племянница позволила себе такую квартиру со всем, что в ней находилось.

В верхних ящиках комода лежало такое белье, какого и представить не мог, а у меня богатое воображение. Я увидел много кружевного и атласного бельишка обычного типа, но также кожаное с заклепками и без них, латексное, резиновое, сложенное аккуратными стопочками. Наверное, мама еще ребенком научила Каролин складывать белье.

В нижнем ящике находилась коллекция пут, предметов для проникновения, игрушек и конструкций, о предназначении которых я только догадывался, качая головой.

То, что я обнаружил, по отдельности было косвенными уликами, но все вместе быстро вогнало меня в депрессию.

Именно поэтому Каролин перебралась в Вашингтон? И умерла таким образом?

Я вышел в гостиную как в тумане, не уверенный в том, что смогу разговаривать. Бри сидела на полу. Возле нее стояла коробка, а перед ней были разложены фотографии.

Она протянула мне одну из них.

— Я тебя везде узнаю, — сказала Бри.

Фотография запечатлела меня, Нану и Блейка. Я даже помнил дату — 4 июля 1976 года, лето двухсотлетия. На мне и брате пластиковые шляпы, обмотанные красными, белыми и синими лентами. Нана поразительно молода и прелестна.