Роберт Бирн - Небоскреб

Да, они могли бы еще и поиграть в шахматы. Немолодой негр в куртке-дубленке стоял позади высокого стола с тремя шахматными досками. Фигуры уже были расставлены, и у каждой доски стояли часы с двумя циферблатами. Негр улыбнулся и повторил свое приглашение.

– Извините, – сказал Митчелл, – я не играл уже много лет, и у меня всего десять минут.

– Отлично. Воспользуемся часами. У вас будет пять минут, у меня две. И у вас как минимум останется еще три минуты.

Митчелл повернулся и посмотрел на стол.

– Во что это мне обойдется, не считая моего чувства собственного достоинства?

– Если вы выиграете, то ни во что. Если я выиграю, в два доллара. Вы можете играть белыми.

– Дороговато! Ладно, одна игра. Я хочу посмотреть, не блефуете ли вы.

Митчелл изо всех сил сосредоточился, уделяя каждому ходу по пятнадцать – двадцать секунд. Ему удалось отключиться от уличного шума и толчеи, от пристальных взглядов нескольких зевак. Не сумел он отключиться только от черных фигурок, которые вскоре, как ножи, врезались в позицию его короля. Независимо от того, какой ход он придумывал, негр отвечал мгновенно, словно просто повторял заученную последовательность ходов. В промежутках между ними он не обращал внимания на доску, а наблюдал за двигавшейся мимо гуляющей публикой, не забывая приглашать вероятных клиентов подойти к одной из двух оставшихся досок. Митчелл отказался от попыток выиграть пешку на ферзевой стороне и оттянул свои фигуры назад, чтобы защитить короля, который был опасно открыт после потери коня. И как раз в тот момент, когда Митчеллу показалось, что он, возможно, сумеет отразить атаку черных и завязать свою собственную, крошечный красный флажок на его часах упал.

– Время истекло. Вы проиграли.

Митчелл взглянул на часы. Он полностью использовал свои пять минут, а его противник – не более чем полминуты. Митчелл кивнул и протянул негру две долларовые бумажки.

– Я думал, что еще минута и мне удастся спастись.

– У вас не было этой минуты, – ответил негр, заново расставляя фигуры. – Вам не следует настолько углубляться в детали, вы перестаете видеть общую картину.

– Это история всей моей жизни, – рассмеялся Митчелл. – Не стоило тратить два бакса, чтобы выяснить это. – Он помахал на прощанье рукой и пошел прочь. Пока, чемпион! Приятной игры.

– Пока, растратчик.

Они пересекли Лексингтон-авеню и направились на восток, к 47-й улице. В шесть часов вечера тротуары были переполнены пешеходами, двигающимися на запад, к станции подземки «Грэнд-Сентрал». Митчелл чувствовал себя как лось, плывущий против течения. Единственным местом, где он когда-либо еще видел так много торопящихся людей, были окрестности футбольного стадиона при Колорадском университете, когда «кукурузники» или «первопроходцы» приезжали в город сразиться с «золотыми буйволами». Капли дождя и устойчивый ветерок, дующий им в спины, делали предсказание надвигающейся бури более чем реальным.

Кэрол рассказала ему, что облицовка строящегося здания была уже почти завершена, когда разразилась та роковая буря. Это соответствовало теории Митчелла, согласно которой новое здание увеличивало воздействие ветра. Руководителю земляных работ известно о появлении воды со стороны 50-й улицы, но он пока так и не удосужился заглянуть туда.

– Он обещал сообщить это в отдел водоснабжения, – продолжала Кэрол, и спросил, не соглашусь ли я отобедать с ним. А во время ленча на ступеньках фонтана на площади Залияна мне удалось завязать разговор с группой людей, работающих в этом здании. Я попросила их рассказать, что происходит внутри здания во время сильного ветра. И они так разоткровенничались! Рассказали мне обо всех своих надеждах, мечтах, страхах. Страхи главным образом связаны с высотой, бурями, застрявшими лифтами, а мечтают они о том, чтобы получить работу в офисах, расположенных не более чем в десяти футах от земли.

Кэрол свела воедино все, что узнала от них. Кабины лифтов вибрируют, в особенности на верхних этажах. Внутри здания слышатся какие-то необъяснимые звуки: скрипы и писки, стоны и вскрики, словно стальной каркас мучается от боли в пораженных артритом суставах. Когда смотришь из окна, кажется, что отдаленные здания медленно движутся из стороны в сторону, а линия горизонта поднимается и опускается. Стоит повесить на стену какую-нибудь картину в рамке, как она сразу же перекосится. Поставишь вазу с цветами на письменный стол и видишь, как трепещут лепестки.