Роберт Бирн: Плотина

Губернатору вскоре, видимо, предстоят какие-то перемены, подумал Рошек, выключая телевизор. В любом другом штате, возможно, тысячи людей погибли бы. Элеонора... спаслась ли она? Чтобы добраться до нее, этому бесшабашному полицейскому пришлось бы отъехать от главной дороги на порядочное расстояние. Впрочем, это уже ничего не меняет.

Он включил свой магнитофон и продиктовал длинное наставление Герману Болену о том, как ему следует управлять в качестве президента фирмы, а также высказал свои соображения относительно наиболее важных контрактов. Рошек предупредил коллегу, что в упреждение возможных инсинуаций известных инженерных фирм клиентов следует заверить, будто авария плотины не имеет ничего общего с какими-либо недостатками в проекте. Рошек посоветовал Болену и Филиппи немедленно нанести личные визиты каждому из основных клиентов, в особенности тем, с кем велись переговоры по поводу новых контрактов.

– Что касается Крамера, – уверенно говорил в микрофон Рошек, – то совершенно необходимо, чтобы он остался в фирме. Если он наймется на службу к кому-либо из конкурентов, это сокрушительно повредит нашему имиджу. В течение следующих нескольких недель ему предстоит удостоиться самого активного внимания со стороны средств массовой информации, и для тебя не должно быть неожиданным, если его пригласят появляться в каких-нибудь популярных разговорных шоу и комментировать документальные сюжеты об этой аварии. Если его повысить в должности, сделать главой какого-нибудь нового отдела по исследованию безопасности дамб, то любые почести, которых он удостоится, могут быть разделены с нашей фирмой. Сохранить его – ключевой момент. Предложи тысяч пятьдесят в год, если понадобится.

Как ты знаешь, Герман, я считаю Крамера нахальным молодым хамом-, который просто по счастливому случаю оказался в нужном месте и в нужное время. Видеть его на престижном месте, осыпаемого почестями со стороны разных инженерных обществ... меня бы от этого стошнило. К счастью, я ухожу. Ты хороший мужик, Герман. Наилучших тебе пожеланий.

Рошек взял авторучку. На листе специальной почтовой бумаги фирмы написал: "Я, Теодор Рошек, президент фирмы «Рошек, Болен и Бенедитц», будучи в здравом уме в такой невероятной степени, что многие, кажется, и не поверили бы, объявляю сей документ своей последней волей и завещанием, написанным моей собственной рукой, и настоящим отменяю все прочие завещания и дополнительные распоряжения к ним, сделанные мною ранее. Я приказываю, чтобы все мои достоверные долги были уплачены и все прочие обязательства такого рода также были выполнены. Чтобы мое тело было кремировано и похоронено без участия духовенства. Я приказываю, чтобы все мое имущество было передано моей законной супруге Стелле, которая заслужила лучшего отношения, чем то, которое она видела от меня в течение последних нескольких лет.

Я не желаю, чтобы хоть какая-либо часть моего имущества отошла Элеоноре Джеймс из Сан-Франциско, что в моем предыдущем завещании предусматривалось столь щедро и столь глупо. Позвольте мне сформулировать это иначе, чтобы быть уверенным, что в этом не будет никакого недопонимания: я хочу, чтобы моя жена получила все, и я хочу, чтобы мисс Джеймс не получила ничего. Если мисс Джеймс получит из моих денег хотя бы десять центов, я восстану из могилы и сделаю тех, кто допустит это, такими несчастными, что они сами захотят умереть вместо меня.

Своей жене я хотел бы сказать, что сожалею.

Что касается моих посмертных даров различным лицам и учреждениям, то моя жена, если сочтет нужным, может последовать указаниям, сделанным мной в том последнем завещании, которое мы готовили с ней вместе".

Рошек подписался и поставил дату на листе, добавив еще и строчку для своей секретарши, чтобы она подписалась как свидетельница. Затем продиктовал звуковое письмо своему адвокату:

– Дорогой Жюль, к этому письму будет приложено написанное от руки завещание. Я доверяю тебе проследить, чтобы его пункты были наверняка и тщательно выполнены и чтобы мое предыдущее завещание, составленное вопреки твоему совету, было выброшено за ненадобностью. Не знаю, выжила Элеонора в этом наводнении или нет. Если выжила, она может оспорить то, что я выбросил ее имя из завещания, заявив, будто я умственно неполноценен, о чем и свидетельствует мое самоубийство. Заверяю тебя, я осознаю совершенно точно, что делаю, и не съехал с катушек ни по каким разумным определениям. Напротив, мой уход из жизни сейчас доказывает мое здравомыслие. Это сэкономит всем, в особенности мне самому, массу огорчений и боли, а также, как я подозреваю, добавит кое-что к общей сумме человеческого счастья. Мое тело доставляет мне все больше и больше огорчений, и в любом случае оно не просуществовало бы долее четырех-пяти лет, если учесть его разрушения. Я не собираюсь проводить свои преклонные годы в залах суда, свидетельствуя по поводу бесконечных исков об ущербе, которые уже сейчас стряпаются в конторах вроде твоей собственной.