Николай Волынский - Год беспощадного солнца

Поэтому Мышкин бестрепетно включил аварийку, не торопясь, бросил взгляд на тротуар и вздрогнул. Потом отчаянно замахал руками, закричал, но в гуще автомобильного рева не услышал собственного голоса. И тогда он подобрался и в несколько огромных прыжков, на зависть любому кенгуру, оказался на тротуаре перед высокой красивой девушкой с длинными серебристо-платиновыми волосами.

– О, Господи! – испугалась она, когда у нее на пути вдруг вырос двухметровый худой субъект, сверкая очками в мощной роговой оправе.

– Вы меня напугали, гражданин, – возмутилась девушка.

– Именно этого я и добивался! – торжествуя заявил Мышкин. – Девушка, а, девушка! Разрешите с вами познакомиться. Вон видите, ради вас я даже машину бросил на дороге. Предупреждаю: если вы со мной немедленно не познакомитесь, ее угонят. Или утащат штрафстоянку. И я не смогу отвезти вас, куда прикажете!

– За кого вы меня принимаете? – девушка оскорблённо вздернула носик, почти треугольный в профиль. – Неужели вы думаете, что я знакомлюсь с мужчинами на улице?

– Никогда! – с жаром возразил Мышкин. – И в мыслях такое не допустил бы.

– А что же так? – недоверчиво прищурилась она.

– Потому что точно знаю: с такими уникальными мужчинами, как я, вы знакомитесь исключительно в пригородных электричках.

– Далеко не со всеми! – возразила она.

– А со всеми и не надо. Только с положительными. Вроде меня.

– Чистая правда. И от нее некуда деться, – вздохнула девушка, обняла обеими руками Мышкина за шею, поцеловала и спросила: – Что ты здесь делаешь, милый?

– А ты?

– Я вышла, чтоб встретить тебя.

– Неужели? – не поверил Мышкин.

– Честное слово.

– И все же не верю. Откуда ты могла знать, что я здесь?

– Я ничего не знала. И знать не могла. Да мне и не нужно знать.

– Понимаешь… – начал он, но остановился, отвернулся в сторону, снял очки, неожиданно запотевшие на жаре, и стал изо всех сил протирать их футболкой с крокодилом. – Со мной утром случился приступ безысходной грусти. Жуткий. Сплошная ипохондрия. Но все же до меня дошло: смогу вылечиться, если сделаю какую-нибудь глупость. Например, приеду и увижу тебя. Неожиданно. Без предупреждения.

Он решил не говорить о Ладочникове.

– Где же здесь глупость? – не согласилась Марина. – Напротив, мысль очень умная, хотя для тебя и редкая. – И, не отпуская его, поднялась на цыпочках и тихо сказала на ухо. – До безумия замечательно – идти, не зная куда, и страдать на ходу, потому что родного человека нет рядом именно сейчас, в эту минуту, в эту секунду… И именно в эту секунду он вдруг оказывается рядом. Чудо? Или что-то другое? Он услышал меня?

«Я едва пережил ночь, дожидаясь дня, чтоб приехать и тебя увидеть», – хотел сказать Мышкин.

– Знаешь, милый, я едва пережила ночь, едва дождалась дня, – сказала Марина. – Потому что знала: непременно и неотвратимо тебя увижу. Знал бы ты, как хотелось поскорее!..

Она говорила очень тихо, автомобильный поток ревел, как стадо мамонтов, уже на весь город, однако, Мышкин, с его наполовину глухим правым ухом, отчетливо слышал не только каждое слово Марины. Он слышал даже ее дыхание – выдох, когда говорила, и вдох перед новой фразой.

– Это… это… – начал Мышкин.

– Да, ты прав, – согласилась она. – Такие совпадения бывают очень редко.

Вдруг наступила оглушительная тишина.

– Смотри! – крикнул Мышкин, указывая на светофор.

– Что там?

– Он остановил меня именно здесь, чтобы я не разминулся с тобой. Мы встретились, и светофор тут же заработал: можно ехать. Тоже совпадение?!

Он схватил ее за руку, и они побежали к машине. Как только Мышкин запустил мотор, движение перед ним началось.

Машину Дмитрий Евграфович остановил на теневой стороне Варшавской улицы, и они прошли в Парк Победы. Единственная деревянная скамья у фонтана, окруженного прохладным облаком разноцветной водяной пыли, неожиданно оказалась свободной. Сзади над скамейкой нависал большой куст цветущего жасмина, его темно-зеленая тень смешивалась с радужной прохладой, которая тоже пахла жасмином.

Они долго смотрели на фонтанную струю. Под легким ветром она склонялась то в одну, то в другую сторону. Мышкину захотелось сказать что он не мальчик, сорок пять уже, что был женат два раза и оба неудачно, жизнь попробовал с разных сторон и давно понял, что ничего радостного ждать нет смысла. Мало того: желать себе счастья попросту опасно, потому что оно редко исполняет желания человека, даже если он и достоин, потому что всегда найдется демон, который всегда все слышит и знает, и в тот момент, когда вдруг почувствуешь себя счастливым, как накатываются беды – всегда большие и трудно переживаемые. И все равно: можно быть счастливым даже в беде. Даже во время войны…