Григорий Симанович - Аполлоша

Лека побывала, поведала, выкатывая «шары на лоб», про бешеное биополе тетки, про то, как она с ходу перечислила Лекины хвори, противную воду из-под крана превратила пассами в чистую ключевую, а по фото мужа предсказала его измену и развод, что и случилось аккурат через полтора года. Помнится, Лека еще настаивала, что экстрасенсша вовсе не тетка дремучая, а весьма интеллигентная то ли армянка, то ли азербайджанка с медицинским и психологическим образованием.

«Вот кто нужен! Показать фото! Пусть просканирует. Пусть скажет, что чувствует, какие флюиды от этого объекта исходят. Если мощное поле, магическая сила – догадка моя подтвердится, и тогда… можно рискнуть, намекнуть им: жизнь-то, в конце концов, одна. Если нет – наплевать и забыть, довольствоваться тем, что есть: и так неплохо, по совести говоря. Жива ли? Практикует ли?»

Лека сохранила телефон. Там дали новый, московский. Переехала на Ордынку – круче некуда. То ли брак удачный, то ли бабки лопатой гребла.

Любаша соврала подруге про фото «одного маленького домика под Звенигородом». Мол, приглядела, облизываюсь, хочу выяснить, что за аура у него, не сулит ли несчастий и проблем.

Леокадия созвонилась, напомнила о себе, презентовала подругу. Расценки неприятно удивили, но Любовь Андреевна согласилась. Позвонила сама. Кудесницу звали Анна Вагановна, Любаша почти не соврала про фото особняка. Было кое-что подобное в ее домашнем фотоархиве: домик в Опалихе, куда года три назад приезжала с ночевкой к приятельнице, тоже в прошлом постижеру, а ныне домохозяйке при состоятельном муже.

У Анны Вагановны нашлось «окошко» на завтра в двадцать ноль-ноль.

Элитный дом, холл декорирован экзотическими растениями в кадках, консьерж, бугай в униформе, сверил паспорт со списком, предупредил хозяйку по громкой связи.

Квартира душила роскошью. Хрустальные люстры бог весть какого века работы, ковры, антикварные изделия за стеклами не менее антикварных шкафов.

Анна Вагановна оказалась полной армянской женщиной с приятными чертами лица, черными, как и положено, глазами и профессиональной улыбкой муштрованной продавщицы. Говорила мягко, почти без акцента, речь выдавала образованность без налета провинциализма.

Уселись за столиком в небольшой уютной комнатке. Предложенное Любаше ореховое кресло, окантованное по спинке тонкой резьбой, было драпировано чем-то вроде парчи и прикрыто накидкой для сохранности.

Любаша достала из сумочки фото-прикрытие, сделанное в Опалихе. Анна Вагановна взяла его за уголки короткими пухленькими пальцами, вгляделась, и… внезапно лицо ее заметно изменилось, глаза из спокойно-вдумчивых сделались настороженными и удивленными.

– Странно… – пробормотала она про себя, как бы забыв на минуту о посетительнице. Провела безымянным пальцем по поверхности карточки. – Странно… Домик подмосковный, светлый, аура теплая, спокойная, аномалий не вижу, но… что-то тревожит, какая-то тень… Простите, Любовь Андреевна, где хранилась эта фотография и как долго?

– В альбоме домашнем, с месяц-полтора, – соврала Любаша, придерживаясь сценария.

– У дома есть жилец, он же владелец или владелица. Не знаете ли, каков род его или ее занятий?

Любаша не успела ответить: из недр квартиры донесся хлопок двери.

– Бога ради, простите, это муж, сердится, когда не встречаю. Одна секунда, – Анна Вагановна вышла и действительно вернулась тотчас. – Итак…

– Супруг врач, доктор наук, практикующий офтальмолог, а жена дома щи варит, – улыбнувшись, поделилась Любаша сведениями трехлетней давности. – Продают.

– У вас нет случайно их фотографий?

– Увы, не захватила. Где-то были…

– Странно… – снова повторила хозяйка, второй раз проводя по поверхности фото безымянным пальцем. – Знаете, милочка, тот редкий случай, когда я не полностью уверена в собственном выводе. Но склоняюсь к рекомендации поискать другой домишко.

– Спасибо, я подумаю. А что вы можете сказать вот об этом?

Любаша вынула из сумки фото статуэтки. Анна Вагановна взглянула. На этот раз реакция ее была поразительной. Женщина словно вонзила взор в отпечаток, зрачки ее заметно расширились, превратив глаза в два огромных черных круга.

Ладонью провела по карточке. Вторая рука, державшая ее, заметно задрожала, скривились губы, и она вдруг выдохнула громко, протяжно, широко открыв рот, словно выдувала из себя что-то удушающее. Потом отбросила фото и зажмурилась, как будто резкий свет ударил ей в глаза.